просто всплыл во временах наших. И надо иметь представление, каким образом он всплыл.
– Ну в принципе я с тобой согласен.
Глава 3
Гуров помог жене надеть плащ и снял с вешалки свою летнюю куртку. Маша выглядела чуть виноватой, но храбро кинулась в атаку.
– Ну не смотри ты на меня так, – потребовала она от мужа. – Она же, в конце концов, моя подруга. А если все делать только так, как хочется самой себе, и иногда не идти на поводу у подруг, то скоро станешь одинокой, занудливой старой актриской, которая ни с кем не общается, не имеет подруг, а имеет сварливый характер.
Гуров улыбнулся, глядя на Марию с терпеливым ожиданием.
– Ты так на меня смотришь, как будто я уже стала сварливой и занудливой… – начала было Маша, сделав мгновенно большие глаза.
Лев Иванович сгреб ее в охапку, прижал к груди и прижался лицом к волосам.
– Какая ни есть, а моя! – тихо сказал он ей в ухо. – Ну дождь, ну неохота, ну терпеть я эту твою Виолу не могу. Но я же иду из‑за тебя. И ты, моя дорогая актриса, сейчас, по-моему, уговариваешь не меня, а саму себя. Решили, значит, поехали!
В этот момент телефон Гурова пропиликал, сообщая о том, что пришло СМС-сообщение. Достав телефон, Лев Иванович прочитал сообщение и многозначительно потряс телефоном.
– Черный «Опель», номер 373. Так что пошли, такси подано.
В машине Марию понесло на кулинарную тему. Она положила голову на плечо Гурова и, глядя в окно, рассказывала о том, какой у них будет стол 10 ноября – на День сотрудников органов внутренних дел. Его частенько и Гуров, и Крячко, и Орлов именовали в своем кругу Днем милиции и первый тост поднимали всегда именно такой. Сейчас, в разгар лета, до ноября было еще далеко, и Гуров понимал так, что Марии надоели их театральные склоки и сплетни. А ей в гостях у Виолы еще предстоит в них окунуться.
Дверь открыл высокий крупный парень в возрасте чуть меньше тридцати лет. Это был сын Виолы Вадик.
– Ой, здравствуйте, Мария, – расплылся Вадим. – Лев Иванович! Заходите, я сейчас маму позову.
Звать Виолу не пришлось. Она заявилась в роскошном шелковом халате и с трубкой телефона возле уха. Сведя брови к переносице, она призывно махнула рукой и снова удалилась, с кем-то с жаром споря по поводу какой-то концепции. Вадим многозначительно развел руками и позвал всех в гостиную.
Шкаф стоял у свободной стены слева от окна, куда на него не попадут прямые солнечные лучи. Величественный, сложной мебельной архитектуры, с колоннами и виньетками мягкого светло-коричневого цвета, он создавал иллюзию старого почтенного гостя, явившегося и занявшего почетное место для обозрения всех присутствующих. Именно он обозревал, а не его обозревали люди, это превосходство чувствовалось.
– Хорош, правда? – Маша обернулась
