на брегъ и видевъ многые полкы великого князя, акы море колеблющася, доспеси же на нихъ бяху чисты велми, яко сребро блистающе, и въоружени зело, и начатъ отъ брега отступати по малу. Въ нощи же тои страхъ и трепетъ нападе на нь, и побеже, гонимъ гневомъ Божиимъ»[86].
В ночь на 1 августа 1472 года Ахмед, прекратив жалкое по результатам сражение, отступил от Оки «в поле къ своей Орде». Все русские летописцы отметили, что обратно татары двигались очень быстро, опасаясь возможной погони со стороны свежих, еще не вступавших в бой русских сил. Действительно, узнав об отступлении врага, Иван III направил вдогонку часть своих отрядов в надежде отбить у отставших ордынцев русских пленных. Только убедившись в том, что татары действительно ушли, великий князь принял решение распустить войска.
Поспешное отступление Ахмеда, не решившегося продолжить штурм русских береговых укреплений и даже не попытавшегося обойти их вверх или вниз по реке, объясняется рядом причин. Во-первых, не оправдались его надежды на литовскую помощь. Во-вторых, неприятным сюрпризом для хана стал быстрый сбор главных русских сил, надежно перекрывших все близлежащие возможные пути движения войск. В-третьих, Ахмед опасался возможного удара в тыл конницы «царевича» Даньяра, сосредоточившейся на левом фланге[87]. В-четвертых, свою роль сыграла и оборона Алексина, не давшая татарам ожидаемой добычи и сорвавшая их планы внезапного прорыва к Москве. В-пятых, хан не был уверен, что русские не повторят прошлогоднего удачного нападения на его столицу, Сарай. Наконец, одной из причин прекращения похода могла стать начавшаяся в татарском войске эпидемия[88].
Отступив, Ахмед начал переговоры, стараясь дипломатическим шантажом исправить испорченное неудачным походом дело. Хана тревожило прекращение выплаты дани, что означало отказ Ивана III от признания любой формы зависимости Руси от Орды. Однако все усилия татарских послов – Кара-Кучука, затем Бачюки – были тщетными. Взятое силой право отринуть власть хана московский государь отдавать не собирался. Тем более, что именно в это время союз с ним заключил другой татарский правитель – Менгли-Гирей, давно уже враждовавший с Ахмедом[89]. Это оттягивало возможность новой войны, чем великий князь и воспользовался.
Ситуация действительно настолько заметно изменилась в пользу Москвы, что ряд историков предложил считать датой избавления от ордынского ига именно 1472 год[90]. Соблазнительное предложение, на восемь лет сокращающее признанное до того наукой время иноплеменного владычества над Русью. Но фактически обретенный по результатам войны 1472 года суверенитет должен был устоять в решающем столкновении с Большой Ордой. О том, что оно должно произойти, никто не сомневался начиная с 1476 года, когда Иван III отказался прибыть по вызову Ахмеда к нему в Орду[91].
С середины 1470-х годов Ахмед стал готовить новое наступление на Русь,
ПСРЛ. Т. 18. С. 243.
Алексеев Ю. Г. Походы русских войск при Иване III. С. 157.
О «смертоносной язве на татар» см.: ПСРЛ. Т. 25. С. 298. О первостепенном значении этого обстоятельства заявил Юрий Георгиевич Алексеев. – Алексеев Ю. Г. Указ. соч. С. 151.
Дипломатические отношения Руси с Крымом стали налаживаться в 1472–1473 годах. Зимой 1473/1474 года в Москве принимали посла Менгли-Гирея, Ази-бабу, который передал Ивану III предложение хана «жить въ братстве и въ дружбе и въ любви держати». Таким образом, между двумя странами устанавливались равноправные отношения, причем было особо подчеркнуто условие отказа от выплаты Руси каких-либо даней Крыму. – Сб. РИО. Т. 41. № 1. С. 1–2. В 1575 году в Москве принимали перекопского мурзу Довлетека, договаривающегося с Иваном III о союзе против Большой Орды. Успешно развивающиеся отношения были на время прерваны после оккупации Крыма войсками Ахмата, подарившего этот улус своему племяннику Джанибеку. Но после изгнания последнего Менгли-Гирей вернул себе власть над Перекопским юртом. В 1479 г. союз между ним и Иваном III был возобновлен. К 1480 г. он приобрел стратегическое значение – однозначно общими врагами были названы хан Ахмат и Казимир IV. – Сб. РИО. Т. 41. № 5. С. 20; Борисов Н. С. Указ. соч. С. 418–419.
Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М.: 2004. С. 310, 320. Ю. Г. Алексеев в этом вопросе более осторожен. Допуская, что сообщение Вологодско-Пермской летописи о прекращении уплаты дани в 1472 г. «не может быть сброшено со счетов», он все же пишет не о произошедшем тогда (в 1472 г.) освобождении от ига, а лишь о том, что «в вековом споре Руси и Орды назревал кризис». – Алексеев Ю. Г. Освобождение Руси от ордынского ига. Л., 1989. С. 77. Предложенная К. В. Базилевичем (Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. С. 119) и В. В. Каргаловым (Каргалов В. В. Конец ордынского ига. М., 1980. С. 76) датировка прекращения выплаты дани 1476 годом – результат ошибочного прочтения текста Вологодско-Пермской летописи. Вместо правильного указания срока невыплаты дани «девятый год» было прочитано «пятый год». – Назаров В. Д. Свержение ордынского ига на Руси. М., 1983. С. 42).
ПСРЛ. Т. 25. С. 308.
