в своей жизни ты обязательно найдешь свой клад. Ты только не останавливайся, здесь характер нужен, клады они такие: кому ни попадя в руки не даются, Санёк. Они любят терпеливых и настойчивых людей.
– А в этих пещерах их не может быть? – показал я пальцем на темнеющие входы штолен.
– Кладов здесь нету, это точно, я тебе говорю, но кое-что там все-таки есть. Идем, покажу.
С этими словами он направился к одному из входов. Пещера оказалась довольно длинной, метров тридцать. Маленький фонарик, который дед извлек из кармана своих необъятных штанов, тускло освещал неровности стен. Корни деревьев, местами пробившиеся с поверхности по трещинам в породе, напоминали огромных змей, было страшно и ощутимо холодно после дневного тепла. Я взял деда за руку, тот крепко сжал ее.
Вскоре мы подошли к тупику. Здесь выработка была шире, чем вначале, напоминая небольшой и довольно высокий зал. Дед посветил на стену. Она была вся покрыта какими-то надписями. Я подошел поближе и стал читать: «Прощайте, Маша и Сергей. Калюжный Олег. 12. 4. 1942. … Паша, береги маму. Осадчий Виктор. …. Вера, жаль, что так вышло. Не жди. Портнов М.В. …». Ниже еще были надписи, но их невозможно было разобрать в тусклом свете фонарика.
– Что это, дедушка? – почему-то шепотом спросил я.
– А это, сынок, была война, слышал, наверное. В этой каменоломне немцы наших пленных солдат расстреляли. Перед тем они их сутки здесь держали.
Мне вдруг расхотелось искать клады. Я почувствовал, как дрожу весь от сырого холода и беспричинного страха, представив себе, как сидят и лежат в этой жуткой темноте люди и ждут, когда их расстреляют.
– Дедушка, пойдем отсюда, я замерз уже.
– Идем – идем, – словно очнулся, погруженный в свои мысли дед Макар, – замерз, конечно, здесь всегда знобит, идем к свету, сынок.
Он положил левую руку на стену, постоял немного, склонив голову, и мы ушли. После пронизывающего холода и темноты подземелья снаружи было тепло, глаза слепил солнечный свет. Ощущение пространства и щебетанье птиц постепенно смыли чувство того потустороннего ужаса, что незримо присутствовал во мраке штольни. Мы присели на широкий плоский камень неподалеку от входа. Перед нами был лес, залитый солнечным светом, болотце с лягушками, неровная поверхность дна каменоломни, усеянного камнями разных размеров. Справа за болотцем незамеченный мною ранее виднелся небольшой холм, покрытый аккуратно подогнанными друг к другу каменными плитами.
– Дедушка, а что там? – показал я на холм рукой.
– А там они все и лежат, сынок. Хочу вот памятник над ними поставить. Не знаю какой, правда, ну, да придумаю что-нибудь.
– А почему они здесь, а не на кладбище?
– Так это ж военнопленные, Санька.
– Ну, и что?
– Мал ты еще, не поймешь. Подрасти тебе нужно, Санька. Ладно, пойдем домой, подкормимся немного.
Мы неспешно тронулись в обратный путь. Тягостное ощущение, оставшееся после посещения каменоломни, постепенно
