говорю сразу, к месту ли, нет ли, говорю, и всё. Коли я тщеславен, пусть на свет выйдет мое тщеславие, коли скуп – скупость, коли порядочен, то в моих словах, несомненно, будет сквозить порядочность, а коли Господь сделает меня дельным человеком, в моих речах, о чем бы я ни вел разговор, будет звучать усердие. В этом отношении я нимало не беспокоюсь, оттого что немножко знаю себя и нас и оттого что стыжусь выказывать в беседе опаску. Если, например, я кого-нибудь обижу словом, оскорблю или разозлю, то разве не сумею загладить дурное впечатление несколькими следующими словами? Я задумываюсь о своих речах, только когда вижу на лице слушателя недовольные складки, вот как сейчас на вашем, Роза.
– Нет-нет, тут другое.
– Вы устали?
– Подите домой, Симон, ладно? Я и правда устала. Вы такой милый, когда говорите. И очень мне нравитесь.
Роза протянула своему молодому другу ручку, тот запечатлел на ней поцелуй, пожелал доброй ночи и отправился восвояси. А малютка Роза после его ухода долго тихонько плакала. Плакала о своем возлюбленном, молодом человеке с курчавой головой, изящной поступью, благородного рисунка ртом, однако ж по натуре легкомысленном.
– Получается, любят тех, кто этого не стоит, – сказала она себе, – и все же разве любишь за достоинства? Смешно. Какое мне дело до достоинств, коли я хочу любить.
Засим она легла спать.
Глава вторая
Однажды в полуденный час Симон довольно робко позвонил у садовой калитки красивого особняка. Услыхав звон колокольчика, он подумал, что позвонил как попрошайка. Если бы он сейчас сидел в доме, к примеру, как хозяин, может, аккурат за обедом, то не спеша обернулся бы к жене и спросил: Кто там звонит? Наверное, попрошайка! «Важных господ, – размышлял он в ожидании, – всегда представляешь себе за столом, или в экипаже, или за одеванием, когда им помогают слуги да служанки, а бедняков – на улице, на морозе, с поднятым воротником, как у меня сейчас, ожидающими у садовой калитки, с учащенно бьющимся сердцем. У бедных людей, как правило, сердца горячие, бьются быстро, у богачей – холодные, просторные, натопленные, с мягкой обивкою, заколоченные гвоздями! Эх, поскорей бы уж кто-нибудь прибежал, я бы вздохнул с облегчением. В этом ожидании у богатых дверей есть что-то цепенящее. Хоть я и имею кой-какой жизненный опыт, ноги у меня все равно как ватные». Он в самом деле дрожал, когда наконец прибежала служанка и открыла калитку. Симон всегда невольно улыбался, когда ему отворяли дверь и приглашали войти, вот и теперь не обошлось без улыбки, которая выглядела как смиренная просьба и, пожалуй, знакома многим.
– Я ищу комнату.
Симон снял шляпу перед красивой дамой, которая внимательно разглядывала своего гостя. Ему понравился ее внимательный взгляд, ведь он чувствовал, что она имеет на это право, и видел, что дружелюбности у нее не убывает.
– Проходите, пожалуйста! Сюда! Вверх по лестнице.
Симон пропустил даму вперед.
