style="font-size:15px;"> Сегодня мой последний день на работе. Сегодня я все еще вынуждена тебя избегать. Однако в понедельник я стану присяжной: я растворюсь в недрах здания суда, и ты не будешь знать, где я.
Захожу в поточную аудиторию с деревянными, прикрученными к полу стульями. На один стул кладу кипу отчетов, на другой ставлю сумку. Сажусь между ними в надежде, что мои скромные баррикады отпугнут тебя. Кто угодно поймет: я хочу, чтобы меня оставили в покое. Кто угодно – но только не ты. Ты у нас намеков не понимаешь.
Ты стоишь рядом.
– Привет, Кларисса! – произносишь ты, перекладывая мои бумаги на пол, и садишься на соседнее сиденье – знаешь, что я не буду скандалить на публике.
Я убью Гэри за то, что он послал меня на это собрание вместо себя! Хотя он, конечно, не виноват. Ты занял стул у прохода, отрезав мне путь к отступлению, – можно было бы догадаться, что все так и будет.
Ты смотришь на меня не отрываясь. Твои веки слегка подергиваются. Я хочу закрыть лицо руками, хочу спрятать от тебя все свое тело, но мне некуда деться от этого взгляда. Твои щеки то вспыхивают малиновым, то вдруг белеют – словно лампочки на приборной панели. Мне противно видеть, как я на тебя действую; противно видеть, что происходит с твоим телом.
Ты тоже на меня действуешь. Жар внутри нарастает; острая боль в груди не дает мне дышать. Я боюсь, что меня вырвет. Боюсь упасть в обморок у всех на глазах. Наверно, это приступ панической атаки.
Лампы дневного света усеяны ссохшимися мушиными трупами. Искусственный свет прожигает мне макушку – я чувствую это, хотя потолок высокий и лампы далеко. Зимой мухи выживают в теплом воздухе под крышей. Одна сейчас как раз с шипением поджаривается внутри заманившего ее плафона. Вдруг она на меня упадет? Хотя лучше уж муха, чем ты.
Ты касаешься моей руки. Я отстраняюсь, стараясь не делать резких движений.
– Ты ведь знаешь, как я люблю эту прическу, Кларисса? Когда шея открыта. У тебя очень красивая шея, Кларисса. Это все для меня, правда? И платье тоже. Ты знаешь, я люблю, когда ты в черном, – шепчешь ты.
Я больше не могу. Вскакиваю как ошпаренная и, забыв про бумаги, прорываюсь к выходу, спотыкаясь о твои колени и ступни. Воспользовавшись случаем – а ты всегда им пользуешься, – ты хватаешь меня за талию, якобы пытаясь меня поддержать. Разъяренно отрываю от себя твои пальцы, не заботясь о реакции заместителя ректора. Замерев на полуслове, он прерывает вступительную речь, потому что все головы повернулись в мою сторону и смотрят, как я убегаю. Слезы жгут мне глаза при мысли, что сумасшедшей выгляжу как раз я, а не ты.
При виде здания суда она с облегчением оторвалась от воспоминаний. Каким-то чудом она все-таки дошла, но, разволновавшись, забыла свернуть налево и прошагала целых двадцать минут, прежде чем обнаружила это и поспешила обратно. Судья вполне мог отстранить ее за опоздание, а ведь сегодня только второй день! Проходя за барьер, она снова споткнулась.
На столике перед ними с Энни лежал скоросшиватель.
