имя Руста первым произнёс Алексей Лукашевич. Он высказался в том смысле, что если бы удалось организовать наведение с земли, было бы проще решить «проблему Игла»: мол, «F-15» – это не «Цессна» Руста, его можно засечь в момент взлёта и отследить все пертурбации движения к цели. Внезапно плавное течение разговора было прервано, и друзья-пилоты впервые увидели, как их «шкраб», растеряв свойственную ему рассудительность, с пеной у рта доказывает, что с Рустом всё было совсем не так, как пишет жёлтая пресса и думает товарищ капитан Лукашевич.
– Вы что же думаете, Руста не вели? – грозно вопрошал он ошалевшего Алексея. – Вели с самого начала! Он ещё границу не пересёк, а его уже «увидел» локатор Таллиннской дивизии ПВО. Когда Руст к Кохтла-Ярве вышел, ему навстречу вылетел «МиГ-23» старшего лейтенанта Пучнина. Потом его засекли между Гдовом и Малой Вишерой и выслали ещё два перехватчика.
– Что же помешало его сбить?
– Раздолбайство всеобщее. Пучнин не дождался приказа на сбитие. Двое других раздолбаев потеряли цель. АСУ РЛС Московского округа стояла на профилактическом ремонте… Короче, набор случайностей, помноженных на бардак!.. Вот если бы я здесь был, то от меня этот мальчишка не ушёл бы.
Разговор окончательно сменил направление, и Громов, который уже слышал от других офицеров авиаполка о тайной страсти Вересова, поинтересовался:
– Вы сбили бы его без приказа, товарищ подполковник?
– А зачем мне приказ? – горячился Вересов. – Я вижу чужой самолёт, более того, я твёрдо знаю, что это нарушитель государственной границы – зачем мне приказ? Сначала, конечно, я попытался бы заставить его пойти на принудительную – с лёгкомоторным это довольно просто сделать, достаточно пару раз пролететь над кокпитом, чтобы тебя поняли, закричали «Мэйдей»[14] и запросили «прибой».[15] Если этот деятель после демонстрации решил бы сыграть со мной шутку, то получил бы залп из пушки – уж не сомневайтесь.
– А потом под трибунал? – спросил Лукашевич. – Осипович вон по приказу стрелял, да и то не прав в результате оказался.[16]
Резонное замечание Алексея, казалось, не произвело на Вересова какого-либо заметного впечатления.
– Понимаете, парни, – сказал он, – мы все четверо – пилоты ПВО. Нас, словно борзых, натаскивали на то, чтобы гнаться и хватать. Взлетать, наводиться, сбивать. В этом наша профессия и смысл нашей жизни. Однако пилотов, вроде нас, много, а нарушителей серьёзных мало, на всех не хватит. Ну а если смысл жизни не удалось реализовать, то и зачем, спрашивается, жил?
– Настоящий мужик, – сказал Стуколин с важным видом, – должен сделать только три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына.
– То-то ты ещё не сделал ни того, ни другого, ни третьего, – отмахнулся от друга Лукашевич. – И всё-таки, товарищ подполковник, не кажется ли вам, что это звучит обидно и для вас, и для других пилотов-перехватчиков: догнать и сбить – смысл жизни. Может быть, наш смысл жизни в служении Родине,
«Мэйдей» (MAYDEY, «Майский день») – международный сигнал бедствия, аналог «SOS».
«Прибой» – запрос на выдачу курса на аэродром.
Осипович Геннадий Николаевич – советский лётчик, подполковник, пилот «Су-15», сбивший 1 сентября 1983 года над Сахалином пассажирский «Боинг» южнокорейской авиакомпанииKAL; по итогам расследования инцидента оказался в опале и вынужден был оставить службу.
