согласился, наконец, Антистий, – но мои легионеры сами отведут его к тебе в дом.
– Благодарю тебя, – наклонил голову Цезарь, – ты поступил мудро, и я заверяю тебя, что деньги будут уплачены еще сегодня. Отведите его ко мне в дом и скажите моему домоправителю, чтобы выплатил семьдесят пять сестерциев, – обратился Цезарь к легионерам, снимая с левой руки перстень, – отдайте ему это кольцо, и он поверит вам.
Уже выходя из толпы, Цезарь увидел знакомую фигуру, стоявшую у фонтана, почти рядом с портиком. Стоявший оглянулся, и Цезарь вздрогнул от неожиданности. Это был Марк Порций Катон. Сенатор показал жестом на уходившего под стражей Вибия.
– Вот чего вы с Катилиной добиваетесь – натравить детей против отцов, разрушить наши идеалы, разбить наши семьи.
– Ты не прав, Катон, – мягко возразил Цезарь, – я никогда не призывал разбивать наши семьи, и ты это хорошо знаешь.
Молодой сенатор не ответил, лишь сдержанно кивнул и, повернувшись, отошел от Цезаря. Негодуя на себя за ненужный разговор, Цезарь быстро перешел на другую сторону и вскоре был далеко от этого места.
Добродетельные и умные люди, подобные Катону, часто становятся обличителями пороков общества, не замечая, что сами подвержены другому пороку – нетерпимости, возносящей их на крайнюю ступень гордыни и эгоизма. Полагая, что все остальные развращены пороками, они присваивают себе исключительное право на истину, забывая о том, что истина не может принадлежать одному человеку или небольшой группе людей.
Выйдя к подножию Виминала, Цезарь остановился у небольшого портика, ведущего в дом. Открытый с трех сторон и образуемый колоннами, портик завершался треугольным фронтоном, на тимпане которого был изображен бог посевов Сатурн во время красочного обряда сатурналий.[82] У дома стояло несколько легионеров во главе с центурионом. Увидев верховного жреца, они почтительно расступились.
Пройдя портик, Цезарь вошел в дом. Встретивший его управляющий провел верховного жреца через все комнаты в сад. Перистиль был полон чудесного аромата цветущих деревьев, дающих свои плоды и глубокой осенью. В глубине сада находилась беседка, почти закрытая деревьями. Вода била из фонтана в нише, стекала в бассейн, откуда шла небольшим протоком между ложами, а посреди беседки опять била фонтаном.
В беседке сидели два человека, в одном из которых Цезарь узнал хозяина дома Гая Матия.[83] Известному землевладельцу шел сороковой год. Рано отошедший от военной службы и государственной карьеры, Матий посвятил свою жизнь созданию новых сортов яблок и постепенно, из года в год улучшая их свойства, сумел добиться таких успехов, что лучшие яблоки в Риме стали называться матианскими плодами.
Вся его внешность излучала умиротворение, доброту, словно это увлечение наложило неизгладимый отпечаток на черты его лица. Среднего роста, очень подвижный, тучный, он был почти лысый. Близорукие голубые глаза, мягко смотревшие
Сатурналии – 17 декабря, праздник посева в честь бога Сатурна – бога посевов, научившего людей земледелию, дающего изобилие.
Гай Матий – друг Цицерона и Цезаря, известный землевладелец.
