зрелища.
– Не смей трогать кота при Юноне! – не выдержала однажды мать. У неё и так свежа боль потери отца! Не травмируй моего ребенка!
– Ах, вот как?! – Рассвирепел однажды Даврон. – Тебе придется сделать выбор между мною и котом. В мой дом он никогда не войдет, поняла, ни-ког-да!!
– Неужели ты не можешь понять, что значит Рыжик для Юноны? Она не сможет жить без него!
– Ничего, смирится! Живет же без отца! – жестко бросил Даврон.
И такие ссоры происходили в семье все чаще. Правда, при Юноне Даврон старался не бить Рыжика и не проявлять свою к нему неприязнь. Но как только оставался с ним один на один, отводил душу, издевался над несчастным, словно изверг, не кормил, не поил, только и делал, что отшвыривал его из угла в угол. Привыкший к ласкам, и выросший в любви Рыжик стал робким, боязливым от такого непривычного общения. Он стал избегать Даврона. Услышав его шаги в коридоре, которые он только понятным ему самому способом отделял от шагов десятки других людей, живущих в доме, убегал в другую комнату, забивался в угол или прятался в шифоньере. И выходил из своего убежища только когда слышал такой дорогой голос любимой Юноны. И начинал ластиться к ней, словно хотел рассказать о своей нелегкой доле. Ах, если бы он мог говорить на человеческом языке! Сколько бы он рассказал своей любимой хозяюшке о вероломстве, лицемерии и жестокости людей! Но, увы… Он стал вялым, апатичным. Не хотел есть. Исчезла его игривость. Обеспокоенная Юнона показала своего питомца ветеринару, и тот успокоил её со словами:
– Не беспокойся, у него все в порядке!
Родители Даврона жили в другом городе, и он собирался увезти семью с собой, невзирая на протесты и слезы Юноны, мать согласилась с ним.
После долгих хлопот по продаже квартиры, наконец, за ними пришла машина, и они отправились в путь. Даврон с самого начала был против того, чтобы Рыжика забрать с собой в новую жизнь: там для него не было ни малейшего места.
Но Юнона плакала и говорила, что без Рыжика она никуда не поедет, и села в машину, держа на коленях своего любимца. По дороге её укачало, и она сладко заснула. Воспользовавшись её сном, и тем, что задремала и мать.
Даврон вышвырнул Рыжика на дорогу из окна машины и грязно выругался. Больно ударившись хребтом об асфальт, Рыжик жалобно и едва слышно застонал, словно человек. Ибо перед болью все равны, и люди, и животные.
Но некому было прийти ему на помощь. Только непрестанно снующие в обе стороны машины заставили его отползти, преодолевая нестерпимую боль, на обочину дороги, где он впал в беспамятство. Очнулся он от пронизывающей боли в спине и стал зализывать свою шерсть, и ощутил во рту соленый вкус крови. Пролежал до самого утра в бессознательном состоянии. Очнувшись, попил воды с арыка, и отправился в путь: ему хотелось, во что бы ни стало, вернуться в свой дом, к любимой Юноне. Ах, как он был далек, этот дом. Но он шел невзирая ни на боль, ни на свою слабость, ни на свои стертые в кровь, лапы. Так
