момент, вашь-бродь, пошли к его превосходительству.
Так был извещен генерал Дохтуров. Сеславин показал генералу карту. Дохтуров обеспокоился: французы едва не отрезали его корпус от русской отступающей армии. Через двое суток догнали основные силы, ведомые Барклаем де Толли.
Отступление продолжалось. Несколько дождливых дней сменились жарой. От многолюдных войсковых колонн пыль поднималась в полнеба. Жара стояла такая, что некоторые солдаты пили воду из грязных луж. Сеславин однажды указал на это главнокомандующему.
– Как бы не начались брюшные болезни, – огорчился Барклай. – Надо рассылать специальных людей на поиски колодцев или ручьев. Постарайтесь это как-нибудь сделать, капитан.
И Сеславин старался по возможности организовать солдат, умевших лучше других разыскивать воду. Днем и ночью, загоняя лошадей, развозили срочные приказы и диспозиции, выполняя различные поручения Барклая-де-Толли. Следовало следить за порядком войск на больших переходах; адъютантов отправляли к ведущему бой арьергарду, чтобы главнокомандующий знал все подробности происходящего. Лучших своих адъютантов главнокомандующий использовал чаще других. Отдых был короток, и снова в путь с очередным заданием.
Несмотря на то что он похудел и устал, Сеславин был доволен тем, что постоянно находится в самом центре событий и военных сведений. Сам Барклай-де-Толли подавал пример адъютантам, работая постоянно, без отдыха, днем и ночью.
Однажды утром при селе Кочергишки на берегу Десны русский арьергард генерала Корфа был атакован кавалерией Мюрата. Французы подобрались по широкой лощине, скопились там и неожиданно вынеслись, помчавшись карьером на наши отходившие пехотные части. Впереди скакали драгуны, сияя на солнце кирасами и размахивая палашами. За несколько сотен шагов за ними, развевая свой знаменитый плюмаж на бархатной шапке и расшитый золотом плащ, летел, сверкая кривой мавританской саблей, окруженный свитой Мюрат. За ним, изгибаясь подковой, скакали с обнаженными саблями уланы и гусары – они надеялись сбить строй русской пехоты, затеснить ее в беспорядочный котел и устроить кровавую рубку.
Но русская пехота быстро развернулась, перестроилась и встретила мчавшихся на них лавину всадников прицельной ружейной стрельбой. Тут же сеславинские орудия, расположившись за несколько минут с правого фланга, дали мощный залп картечью. Перед глазами Сеславина точно выросли великаны: лошади в первом ряду французских кавалеристов встали на дыбы, а затем рухнули на землю, давя своих всадников. Был дан и второй залп.
– Пали! – кричал капитан Сеславин, удерживая своего черкесского жеребца, на котором сидел.
Затем выхватил саблю и, увлекая за собой подоспевших русских кавалеристов, помчался на французов, остановленных пушечной и ружейной стрельбой. Началась бешеная рубка горячего и беспощадного кавалерийского сражения. Сеславин, яростно сверкая саблей, проявил смелость и завидное искусство сабельного боя. Арьергард Мюрата был смят и, неся значительные
