обыграть друг друга. Макс понял, почему ему было тяжело говорить с Картером в реабилитационном центре. Здание, где стремились создать пациентам почти домашнюю обстановку, все-таки отличалось от настоящего дома. Здесь же им никто не мешал. Можно было забыть о времени и просто ударять кием по шарам, болтая о том и о сем. Потом Картер предложил подкрепиться и достал из потайного шкафчика две бутылки диетической кока-колы и пачку печенья «Орео».
– Только не проболтайся Кэт про мою заначку, – едва сдерживая смех, попросил Картер.
– Эту тайну я унесу с собой в могилу, – пообещал Макс, запихивая в рот очередную печенюшку. – А вот твой спортзал мне непременно понадобится. Иначе… – Он выразительно похлопал себя по животу.
– Пользуйся на здоровье, – сказал Картер, загоняя шар в правый угол. – Весь дом в твоем распоряжении. Кстати, если захочешь рисовать, можешь это делать прямо в комнате. Все необходимое там есть.
Макс не знал, как ему благодарить друга.
– Конечно, если тебе действительно захочется рисовать, – добавил Картер, морща лоб. – Не знаю. По-моему, тебе стоило бы продолжить.
– Я сам хочу, – кивнул Макс. – Вообще-то, с этими картинами…
Картер замер, боясь вопросом оборвать нить рассказа.
– Странно с ними получилось. Я вообще ни о каких художествах не думал. Эллиот меня уговорил. Считай, подкупил. Пообещал: если я начну ходить в художественный класс, он устроит мне занятия в спортзале раньше намеченного времени. Я думал: схожу разок, а там видно будет. Но Тейт такой человек… Словом, он как-то ненавязчиво втравил меня в это дело. Эллиот мне предлагал: если тяжело выговариваться, выражайся на холсте. Я сначала брыкался, а когда у Тейта взял кисть… Понимаешь, я очищался. Весь гнев, всю злость… а они копились во мне годами… я выплескивал на холст. Я даже не все помню. Потом словно просыпаюсь, смотрю – получилась картина.
– И помогло?
Макс глубоко втянул воздух. Он вспомнил удовлетворение, какое испытал, закончив первую картину. Чувство освобожденности. Каждый мазок снимал с его плеч какую-то часть невидимого, но тяжелого груза. Живопись помогла ему стать более открытым на групповых сеансах и во время их бесед с Эллиотом.
– Да, – наконец ответил Макс. – Помогло.
– Тогда продолжай.
– Приклеиться мне задницей к сварочному аппарату, если это не Макс О’Хейр!
Зычный голос Райли Мура перекрыл все звуки автомастерской, отозвавшись эхом из углов. Оставив работу, люди повернулись в сторону дверей.
Райли заключил Макса в медвежьи объятия.
– Замечательно выглядишь, чувак, – одобрительно гудел он, ущипнув Макса за щеку. – Мой братец Тейт умеет нажать на пружинки. А?
– Умеет, – коротко ответил Макс.
Все сгрудились вокруг Макса: Пол, Кэм и двое парней, которые, вероятно, появились здесь позже. Друзья лезли обниматься, остальные ограничились рукопожатием и поздравили с возвращением. Целую неделю Макс безвылазно
