style="font-size:15px;"> Что ж, не все сразу.
Оставив в покое бойкого Мишу, который, подняв с земли какую-то палку, начал из нее расстреливать подоспевшую Настю, я отправилась к своей машине. Беседовать с персоналом не имело смысла, все было и так ясно. К тому же, в отличие от Миши, который, не задавая никаких вопросов, выложил мне, как на духу, всю подноготную, сотрудники могли впасть в подозрительность, и еще совсем не факт, смогла ли бы я получить от них такую исчерпывающую информацию, даже использовав басню о кошках. Можно сказать, что мне повезло.
Я завела мотор и поехала в противоположный конец города, точнее, загорода, по второму адресу. Времени было много, и я задумалась над одной проблемой, которая не давала мне покоя с самого начала поисков. Если Настя находится в одном из детских домов, могут ли быть у персонала этих домов причины скрывать факт ее присутствия?
Вопрос был не праздный. От ответа на него зависело, насколько глубоко мне предстоит копать. Могу ли я ограничиться официальными сведениями о прибывших и выбывших или мне придется выяснять, нет ли в этих детских домах кого-то, кто в списках не значится?
Поразмыслив об этом, я пришла к выводу, что скрывать факт присутствия Насти не имело резона. Ведь в тот момент, когда она попала в какой-то из детских домов после смерти своих дедушки и бабушки, никто не знал, что она – наследница огромного состояния. Да в тот момент она еще и не была наследницей. Ведь Дмитрий Колобков в то время был еще жив. Между прочим, получалось, что девочка попала в детский дом при живом отце? Заинтересовал ли кого-нибудь этот факт? Или все так и решили – если живет с дедушкой и бабушкой, значит, у нее никого больше нет? Пытался ли кто-то связаться с Дмитрием? Конечно, он в это время уже был серьезно болен, но все-таки…
Все это тоже были весьма интересные вопросы, которые могли изменить ход расследования. Но пока сосредоточимся на решении задачи-минимум. Сейчас я должна навестить частные детские дома и удостовериться либо в том, что нигде Настя Колобкова не появлялась, либо в том, что она находится в одном из них в добром здравии.
Во второй раз мне не повезло так, как в первый. Здание, в котором располагался детский дом, по всей видимости, было переделано из какого-то административного учреждения или из бывшего помещичьего дома. Оно выходило фасадом прямо на улицу, поэтому шансов подстеречь словоохотливых детишек, играющих во дворе за прозрачными решетками, у меня не было. Правда, играющие детишки имелись и здесь, но они играли прямо на улице, перед входом в здание, под бдительным присмотром наставников.
– Могу я поговорить с заведующей? – обратилась я к одной из женщин, которые наблюдали за детьми.
– А что вы хотели?
Начинается!
Но я никак не выразила своей досады внешне. Напротив, я вся расплылась в улыбке и, доверчиво глядя в глаза бдительной охраннице, начала рассказывать про кошачий театр. Послушав меня минут десять, женщина наконец убедилась, что я не планирую захватить в заложники ни заведующую, ни ее подопечных, и объяснила, как пройти в нужный кабинет.
– Юлия
