и за вас, что не донесете на нас, пока мы не кончим работу.
– Я не могу отвечать за Суворина и не желаю давать честное слово за себя.
– В таком случае мы вас отсюда не выпустим.
– Я выйду силою. Предупреждаю вас, что я вооружен…
– Мы вооружены не хуже вас, – ответили депутаты, вынимая револьверы.
– Позовите сторожа и десятника, – обратились к управляющему депутаты.
Он взглянул на меня вопросительно. Я развел руками. Позвали сторожа. Потребовали, чтоб он снял полушубок. Десятника пригласили в контору. Мы все были арестованы. Через минуту по лестнице послышались шаги подымающейся толпы: в дверях конторы, в передней стояли люди.
Захват состоялся.
Трое депутатов куда-то выходили, входили, проявляли весьма энергичную деятельность…
– Позвольте спросить, – обратился я к одному из депутатов, – вы на какой машине соблаговолите работать?
– На ротационной.
– А если испортите?
– У нас прекрасный мастер.
– А бумага?
– У вас возьмем.
– Да ведь это – квалифицированный грабеж!
– Что делать"…
В конце концов, г. Гольдштейн смирился, дал обет молчания и был отпущен.
"Я спустился вниз, – рассказывает он. – Под воротами стояла непроглядная тьма. У самых ворот в полушубке, снятом со сторожа, дежурил «пролетарий» с револьвером. Другой зажег спичку, третий вставил ключ в скважину. Щелкнул замок, калитка открылась, и я вышел…
"Ночь прошла спокойно. Управляющий типографией, которому предложили отпустить его на честное слово, отказался уйти. «Пролетарии» его оставили… Набор шел сравнительно медленно, да и рукописи поступали чрезвычайно медленно. Ждали текущего материала, который еще не поступал в типографию. Когда управляющий давал советы торопиться с работой, ему отвечали: «Успеем, нам спешить некуда». Уже к утру, к пяти часам, появились метранпаж и корректор, по-видимому народ очень опытный…
«Наборная работа окончилась в 6 часов утра. Начали выколачивать матрицы и отливать стереотип. Газа, которым согревали печи для стереотипа, не было (из-за забастовки). Послали куда-то двух рабочих, и газ появился. Все лавки были заперты, но в течение ночи провизия добывалась беспрерывно. Для пролетариев лавки открывались. В 7 часов утра приступили к печатанию официальной пролетарской газеты. Работали на ротационной машине, и работали удачно. Печатание длилось до 11 часов утра. К этому времени типографию очистили, унося с собой пачки отпечатанной газеты. Увозили ее на извозчиках, которых собрали в достаточном количестве из разных концов… Полиция обо всем узнала на другой день и сделала большие глаза»…
Уже через час после окончания работ большой полицейский наряд в сопровождении роты пехоты, казаков и дворников ворвался в помещение Союза рабочих печатного дела для конфискации N 7 «Известий». Полиция встретила самый энергичный отпор. Ей заявили,
