не только уклончивые фразы правительственного главы которому приходится взвешивать свои слова. Нет, Пашич действительно меньше других верит в войну и хочет ее.
Этот «далековидный» старик, с седой бородой веером, слишком ясно видит те огромные трудности, которые стоят на пути национальных стремлений сербства, он слишком устал от той части пути, которую он проделал, чтобы идти навстречу войне, которая снова все ставит под вопрос. Самое большее – он даст вовлечь себя в нее, хоть и не совсем, конечно, против своей воли.
– Европа третирует нас, как марокканцев! – говорит нам Лаза Пачу. – Она хочет решать наши судьбы за нашей спиной. Мы заставим ее понять, что мы не марокканцы.
– Нас понуждают присягать 23-й статье Берлинского трактата. Но эта статья существует 34 года. Лучше ли нам от этого?
– Нам говорят: 12 миллионов штыков стоят на страже балканского status quo. А где было status quo, когда Австрия аннектировала Боснию, когда Италия захватила Триполи.[61]
– Вы хотите идти на театр военных действий? Вся Турция будет театром военных действий.
Энергичный, волевой язык Лаза Пачу резко отличается от выжидательных околичностей Пашича. Но это только разница темпераментов. По существу же оба они принадлежат к одной и той же исторической формации и являются только индивидуальными вариациями одного и того же политического типа. Романтики-заговорщики, дававшие в своем национальном романтизме выражение потребностям европеизирующегося народа в государственном самоопределении, они ходом вещей стали у власти – с традициями революционных трибунов, с обязанностями государственных людей буржуазного порядка.
Младорадикалы еще при Обреновичах откололись от отцов, обвиняя их в нерешительности и готовности идти на компромиссы со старой династией. Когда же отцы достигли власти и дали парламентарное выражение «воле народа», – разумеется, на основе ценза, – оказалось, что младорадикальный демократизм лишен социальной почвы под ногами. Городские рабочие, а в последнее время и полупролетарские элементы деревни пошли за социал-демократией. Зажиточные крестьяне, священники, купцы, имущие люди крепко держатся Пашича. На разрозненных и темных промежуточных слоях деревни демократической партии построить нельзя. Что же касается буржуазии, то она развивается здесь – как и во всех отсталых странах – «не органически», не на «национальных» основах, а как соучастница европейского финансового капитала и им в его интересах питаемая.
В таких условиях демократический радикализм должен был принять форму литераторского «якобинства» Яши Продановича, политическая религия которого, со своим символом социальной справедливости, отражает не определенный классовый интерес, а неопределенность всех классовых интересов.
В качестве министра промышленности в коалиционном кабинете, г. Проданович со всей энергией проводил в 1910 году промысловый устав, во многих отношениях наиболее прогрессивный во всей Европе. – «Частную собственность
Аннексия Боснии и захват Триполи. – Две турецких провинции, Босния и Герцеговина, по Берлинскому трактату 1878 г. (см. прим. 20) были переданы «для занятия и управления» Австро-Венгрии, но с сохранением над ними суверенитета султана. Австрия, стремясь к осуществлению своей заветной цели – к выходу на берега Эгейского моря – добивалась полного присоединения к себе этих провинций, лежащих на ее пути к Салоникам. К этому сводились все ее дипломатические переговоры с «наиболее заинтересованной державой», Россией, со времени Берлинского конгресса и даже до него (см. «Рейхштадтское соглашение», прим. 23). Россия же, в свою очередь мечтавшая овладеть «ключами своего дома» – Константинополем и проливами – и искавшая поддержки Австро-Венгрии, охотно шла навстречу последней. Непосредственно перед самым актом аннексии вопрос о Боснии был поставлен со всей определенностью в секретной памятной записке, которую министр иностранных дел Извольский вручил 19 июня 1908 г. австрийскому послу. В этой записке царское правительство, в обмен на согласие Австрии не препятствовать открытию проливов для русского военного флота (что должно было явиться первым шагом к захвату Босфора и Дарданелл), заявляло о своей готовности признать верховные права Австро-Венгрии в Боснии и Герцеговине. На свидании русского и австрийского министров иностранных дел в Бухлау, 15 – 16 сентября 1908 г., Извольский подтвердил барону Эренталю, что из-за Боснии «Россия воевать не будет».
Подготовив таким образом почву и считая, что в связи с внутренними затруднениями, которые испытывала Турция после революции (см. прим. 3), момент является наиболее подходящим, Австрия 5 октября 1908 г. императорскими рескриптами на имя министров иностранных дел и финансов декларирует аннексию Боснии и Герцеговины и, в то же время, заявляет о выводе своих войск из Ново-Базарского санджака (округ, отделявший Сербию от Черногории и имевший большое стратегическое значение; в нем Австрия по Берлинскому трактату имела право держать войска). Это последнее заявление (о выводе войск из санджака), равно как и состоявшееся одновременно с объявлением аннексии и, несомненно, под влиянием Австрии провозглашение независимости Болгарии (см. прим. 18), преследовало двойную цель: Австрия хотела, с одной стороны, ослабить впечатление, которое аннексия должна была произвести на «Европу», а с другой – одновременно и устрашить Турцию (созданием независимой Болгарии) и «позолотить пилюлю» аннексии (выводом войск из санджака). Однако, положение весьма обострилось вследствие резкой позиции, занятой в этом вопросе Сербией, для которой аннексия Боснии и Герцеговины создавала угрозу полного экономического порабощения Австрией. В связи с этим и под давлением собственных буржуазных кругов, не посвященных в дипломатические тайны и считавших, что Австрия обманула Россию, царское правительство пыталось протестовать перед «великими державами» против аннексии и потребовало созыва европейской конференции. Но вскоре выяснилось, что конференция, если и состоится, вопроса по существу обсуждать не будет, а лишь санкционирует совершившийся факт, при чем на открытие проливов все равно рассчитывать не приходится, благодаря противодействию других держав, в первую очередь Англии. Австрия же объявила частичную мобилизацию и, угрожая войной, потребовала, чтобы Сербия «смирилась». Решающее значение имел германский ультиматум 25 марта 1909 г., врученный германским послом в Петербурге царскому правительству и требовавший от России прекращения спора с Австрией и немедленного и определенного признания аннексии. В тот же день русское правительство ответило согласием признать аннексию, принудив и Сербию прекратить всякий спор по этому вопросу. Что касается Турции, то она хотя и пробовала протестовать, проведя бойкот австрийских товаров (см. прим. 16), но в конце концов должна была примириться с совершившимся фактом и 26 февраля 1909 г. подписала с Австрией конвенцию о признании аннексии.
Сейчас же после аннексии Боснии начинается подготовка к дальнейшему грабежу Турции со стороны другой империалистической державы, Италии, направившей свои колониальные устремления на северо-африканские турецкие владения Триполи и Киренаику. Поработив сначала эти районы экономически, Италия стала затем добиваться их полного присоединения. Согласие Франции она обеспечила себе еще в 1901 г. в обмен на признание французских прав в Тунисе. Молчаливое согласие на аннексию Триполитании Италией заключалось также в англо-французском соглашении 1904 г. и было затем подкреплено на Алжезирасской конференции 1906 г. Младотурецкая революция и начало раздела Оттоманской империи дали Италии возможность приступить к осуществлению ее планов. Она окончательно договаривается с Россией (соглашение в Раккониджи 1909 г.), которая обещает «относиться благожелательно к итальянским интересам в Триполи и Киренаике», взамен такого же обещания Италии в отношении русских интересов в проливах, и начинает военные приготовления. 27 сентября 1911 г., выдвинув в качестве предлога дурное обращение турецких властей с подданными Италии и препятствия, чинимые ее торговле, итальянское правительство предъявляет Порте ультимативное требование согласиться на оккупацию Триполитании итальянскими войсками. Получив отказ, Италия 29 сентября объявляет войну. Несмотря на отчаянную защиту турок и арабов, одержавших ряд побед, численное превосходство итальянцев и, главное, поддержка флота предопределили исход войны. 12 марта 1912 г. поражение турок при Двух Пальмирах фактически закончило войну в Африке. Чтобы принудить Турцию к скорейшему подписанию мира, Италия предпринимает ряд военных действий на море: посылает флот в Бейрут, блокирует Дарданеллы и захватывает острова Родос и Додеканезские. При этих условиях туркам пришлось сдаться и даже поторопиться с заключением мира, ввиду угрожающего положения, создавшегося в то время на Балканах.
15 октября в Лозанне был подписан секретный турецко-итальянский договор, по которому, в целях поддержания престижа султана, Турция должна была даровать от себя полную автономию Триполи и Киренаике, после чего уже итальянский король мог объявить об аннексии. По окончательному мирному договору, подписанному 18 октября, турецкие войска были выведены из Африки, итальянцы должны были вернуть захваченные ими острова (чего они, впрочем, не сделали), и Италия приняла на себя триполитанскую часть государственного долга Оттоманской империи.
