в гармонии (если это слово применимо к болезни), хотя сам он считал писательство тяжкой ношей, истощающей его душевные силы и сводящей с ума. В творчестве Гаршина отразился тот душевный разлад, который и составлял основу его личности: острое ощущение своей уникальности, богоизбранности, желание осчастливить человечество (на подъеме настроения) и вселенское чувство вины и покаяния (в депрессиях) красной нитью проходят через все его творчество.
Первое же художественное произведение – «Четыре дня» – отразило именно эту сторону его души. Если Гаршин и пошел на войну, то лишь потому, что ему казалось стыдно не помочь братьям, изнывавшим под турецким игом. Но достаточно оказалось первого же знакомства с театром военных действий, чтобы понять весь ужас истребления человеком человека. К «Четырем дням» примыкают рассказы «Трус» и «Из записок рядового Иванова» – такой же глубоко прочувствованный протест против войны.
Искренний гуманизм проявился и в рассказе Гаршина «Происшествие», где без всякой сентиментальности он описал человеческую душу на крайней ступени нравственного падения. Рассказ, написанный в форме дневников, передает историю отношений падшей женщины и маленького чиновника, оканчивающуюся самоубийством последнего.
Даже в почти юмористической сказке «То, чего не было» рассуждения компании насекомых, собравшихся на лужайке потолковать о целях и назначении жизни, кончаются тем, что приходит кучер и сапогом раздавливает всех участников беседы. Пожалуй, единственная светлая и оптимистическая вещь в его творчестве – детская сказка «Лягушка-путешественница» (как ни странно, в индийской легенде, сюжет которой Гаршин позаимствовал для своей сказки, финал оказывается более трагичным).
Вообще в творчестве писателя, как и в нем самом, жила глубокая потребность в борьбе со злом, которая ярко раскрылась в рассказе «Художники». Он доказывал, что нравственно-чуткий человек не может спокойно предаваться эстетическому восторгу творчества, когда вокруг так много страданий. При этом Гаршин, как справедливо отмечает Ю. Айхенвальд, «ничего больного и беспокойного не вдохнул в свои произведения, никого не испугал, не проявил неврастении в себе, не заразил ею других…».
Когда-то В. Г. Короленко в разговоре с А. П. Чеховым коснулся темы болезни Всеволода Михайловича, предположив, что если бы его можно было оградить «от мучительных впечатлений нашей действительности, удалить на время от литературы и политики, а главное – снять с усталой души то сознание общественной ответственности, которое так угнетает русского человека с чуткой совестью…», то его больная душа могла бы прийти в состояние равновесия. На что Чехов с категоричностью врача ответил: «Нет, это дело непоправимое: раздвинулись какие-то молекулярные частицы в мозгу, и уж ничем их не сдвинешь…».
Но в своем творчестве Гаршин всеми силами пытается соединить, связать распавшиеся «молекулярные частицы» современного ему мира, морали, общества, государства: «…захотелось
