говоря, проблема вовсе не в институтах, а в самом смысле государственного устройства и цели его существования. Как ни странно, классовый ответ на вопрос «что такое государство?» – что это есть аппарат насилия, машина для угнетения одного класса другим, – столь же неверен, сколь и справедлив. То есть он не говорит ни о чем. Он во многом констатирует имеющиеся у нас факты о тех государственных аппаратах, которые существовали и существуют до сих пор, но отнюдь не объясняет ни их цели, ни формы. А главное, остается непонятно, в чем же есть подавление и есть ли оно вообще. А как быть, когда общество теряет антагонистический классовый характер? По-прежнему останется подавление? Но кого и кем?
Существующее определение, согласно которому волеизъявление народа осуществляется при демократии путем некой переуступки прав в обмен либо на обеспечение коллективной безопасности, либо на выполнение необходимых общественных функций, тоже достаточно условно. Потому что демократия демократии рознь. Интересно наблюдать, как стройная двухпартийная американская политическая модель при всей своей отработанности невольно буксует, сталкиваясь с тем, что раз за разом все тяжелее вытаскивать наверх ярких личностей, способных управлять государством. И хотя институты по-прежнему позволяют воспроизводить себя на каждых выборах, степень падения влияния Америки во всем мире очевидна. Столь же очевидно падение степени уважения к американской демократии, потому что на уважение влияет не наличие институтов, а деятельность конкретных людей.
Но какое же государственное устройство является идеальным? Если спросить об этом среднего китайца, он скажет, что идеалом является империя, и неважно, красный это император или не красный. Римлянин, почесав в затылке, наверное, тоже пришел бы к выводу, что это империя, при этом очевидно, что она не носит наследный характер. Император формально усыновлял будущего правителя, но этот юридический ход – не более чем акт назначения Владимиром Владимировичем Путиным своим преемником Дмитрия Анатольевича Медведева. Да и насколько современные президентские республики далеки от образа Римской империи? Пожалуй, римский сенат ближе к английской монархии, а президентские формы правления сродни власти цезарей. Так что время меняет наполнение терминов.
И тем не менее мы так и не получили ответа на главный вопрос: во имя чего? Все во имя человека, все на благо человека – и, как шутили в советское время, мы даже знаем имя этого человека. Однако вряд ли людей, стоящих на вершине власти, особенно в СССР, можно было упрекнуть в сребролюбии. Этим не отличались ни Ленин, ни Сталин, да и русские государи императоры могли быть слабыми, но не пытались наворовать, потому что у себя не наворуешь, а они все-таки ощущали себя хозяевами земли русской – как, кстати, и Ленин, и Сталин. Чего не скажешь уже о Хрущеве – он-то вечно чувствовал себя временщиком, осознавая несоответствие масштаба своей личности и занимаемого положения.
