Богородице молиться.
– Скажи лучше, Алешка, – не сразу откликнулся монах, – что мне теперь делать? Ты ведь из-за меня человека убил. Пусть татарин некрещеный, а все равно человечья душа.
– А ты тут при чем? – нарочито сгрубил Алексей. – Я убил, не ты.
Долго молчали.
– В монастырь не вернешься? – спросил Андрей, чуя неладное.
Отрок сел. Свесив голову, не отвечал.
– Пусто у тебя внутри, Алешка, – жалея, проговорил иконник. – Ты от этой пустоты к жизни холоден. Огня в тебе нет, погас. Ты вон, смотрю, на меч свой любуешься. А глаза потухшие. Тебе ведь что чернецом, что служильцем быть – все едино. А так не должно.
– Я твоим огнем греюсь, – хрипло отмолвил Алексей. – Мне и того довольно.
– Ну и слава Богу, – закруглил монах. – Соснуть разве? – Он развязал на горле мантию, сложил рядом. Сам растянулся на склоне оврага в густой травяной зелени. – Набегались нынче.
– Набегались, – сумрачно колыхнулся отрок. – А там полгорода как скот вырезано. Татарина поганого жалеешь, а этих?..
– А за убитых радуюсь, Алешка, – спокойно ответил иконник. – Они сейчас на небо всходят. Чистые, в крови омытые. Живых жальче.
Послушник скосил на него взор. Долго думал, что ответить.
– Хорошо тебе, Андрей.
И завалился спать, отвернувшись.
Пробудился оттого, монах тряс его.
– Тсс. Слушай!
Тихо журчащий родник приносил человеческие голоса. Оба, не сговариваясь, поползли по склону оврага вверх и дальше, через поросли кустов вдоль ручья. Саженях в пятнадцати впереди мелькнул просвет елани. Совсем близко подползать не стали.
Людей было четверо, все конные и оружные.
– Вон те двое, – шепнул Андрей, приглядевшись, – те самые, что попались навстречу в городе. Помнишь?
Всадник, избавившийся от кольчуги и надевший плащ, держал шлем с личиной в руке. Двое, с которыми он говорил, имели сильно заросшие лица, а одеты были в татарские длинные кафтаны и русские шапки-колпаки. Кони под ними казались деревенскими клячами.
Дунувший ветер донес немного слов, среди них было имя митрополита Фотия.
– Нижегородские? – предположил иконник.
Алексей молча пожирал взглядом всех четверых, даже привстал, чтобы лучше видеть. Монах дернул его наземь.
– Ты что, Алешка?!
Отрок был бледен. Губы тряслись, а в глазах разгорался огонь. Рука потянулась к мечу на поясе.
Андрей, навалившись, вжал его в мох. Алешка побрыкался и затих. Губами стискивал мох и тихо, надрывно мычал.
С ветром прилетело еще несколько слов. Говорили о дороге на Ильинский погост. Затем четверка разъехалась: двое в одну сторону, двое в другую. Отрок оттолкнул Андрея, вскочил на ноги и побежал обратно, к оврагу и коню. Ветки хлестали его по лицу, но он их не чувствовал. Чернец в тревоге спешил за ним.
Алексей торопливо отвязал чалого.
– Жди
