учится в школе, изучает нагайбакский язык в кружке, играет на баяне в самодеятельности, пишет стихи и делает множество других, совершенно недоступных мне вещей.
Мама – классный руководитель Коленьки, второй его штатный обожатель.
Все рассаживаются за столом и начинают есть: одни – окрошку с пирогами, другие – моё лицо.
Тётя Лида не выдерживает первая:
– В Париже́-то сколь не была, Татьян?
– Года два, – признаю я.
(На самом деле – значительно дольше).
Соседи укоризненно вспыхивают, но мама вступается:
– У Татьяны работа серьёзная, некогда ей.
– Бледная какая, – замечает Рая Ишмаметьева, моя бывшая одноклассница. У неё уже двое детей – она достает телефон, и, тыкая в экран пальцами, показывает сына и дочку на ёлке, в лагере и на море.
Рядом с Ишмаметьевой сидит Лиза Иванова – в детстве мы с ней часто бегали друг к другу в гости через улицу. У Ивановых стояла ванна во дворе, и там в жаркие дни была налита холодная вода для купания. Лиза однажды предложила мне освежиться, я, конечно, согласилась – а потом получила от мамы по первое число. И Наташе досталось, что не усмотрела:
– Они там все в этой ванне плещутся, и мужики тоже! В одной воде! Чтоб не смела больше, дрянь такая!
Слово «дрянь» мама произносит как «дрень».
Лиза терпеливо ждет своей очереди, чтобы показать мне снимки своих двойняшек – девочки, Оля и Поля. Лиза делает губами чмок-чмок, а внутри у меня тоненький голос произносит вдруг:
«Чтоб вы все сдохли со своими детишками!»
Я никогда не слышала этого тоненького голоса прежде. Батраева нахваливает собственные пироги, потом плавно переходит к славословиям в адрес Коленьки – мальчик давно привык к всеобщему обожанию, и лишь изредка в глазах его вспыхивает усталая радость.
Дима берет мою руку под столом.
Как много удобного в жизни! Вот эти столы, скрывающие наши руки и ноги, например. Или ещё – правила дорожного движения. Я пыталась однажды объяснить мужу, как совершенны эти правила: лучше не изобрести – как ни старайся. Но он меня, по-моему, не понял.
Тетя Зина и дядя Володя Комаровы сидят за другим концом стола – и я исподволь разглядываю постаревшего, но все ещё красивого дядю Володю. Он был первым мужчиной, к которому меня потянуло физически – но я тогда не поняла, что за напасть такая происходит, и пряталась от Комаровых целую зиму. Даже здороваться перестала. Дядя Володя ничего такого не делал, просто входил в избу – и у меня дыхание срывалось, а ноги начинали дрожать. Сейчас смешно вспомнить, но Диме я про это тоже рассказывать не буду.
Лиза и Рая так смотрят на моего Диму, что тоненький голосок внутри затихает – я его больше не слышу. Они таких мужчин только в сериалах видели – пусть даже слегка устаревших, вроде «Санта-Барбары», которую мы в детстве смотрели не дыша. Иванова даже школу прогуливала, чтобы захватить утренний повтор!
Тётя
