ответил голос.
Девушка покрутила головой во все стороны, удивление на ее лице усилилось.
– Она тебя слышит?
– Конечно.
– Ясно. Мне можно идти?
– Да, до возвращения осталось: один час пятьдесят пять минут, – отчитался помощник.
Мальчик перешел дорогу, и продолжил свой путь по набережной, пока не увидел обелиск, воткнутый в середину перекрестка.
Из этой поездки, в их семье сохранилось две фотографии, с изображением отца, одна была сделана именно на этом месте.
Дима прекрасно помнил момент, когда в первый раз смотрел фото. Он рассмешил тогда отца версией про египтян, которые жили за тысячи лет до Колумба, и, судя по обелиску, первыми открыли Америку.
Дима шел не спеша, напряженно думая о предстоящем разговоре.
– Вы можете поговорить со мной, как с внутренним голосом, – промолвил над ухом помощник.
– Ты сейчас ветер?
– Бриз.
Дима повернулся к океану лицом.
– Пахнешь как настоящий океан, – задумчиво сказал он, и услышал сдавленный смешок, над своим правым ухом.
– Что смешного? – строго спросил Дима.
– Все ваши убеждения в достоверности основаны на внутреннем опыте. – ответил голос. – Это смешно. Мы ведь находимся в программе.
– И что? – строго спросил Дима.
– Ничего. Смешно.
– А на чем основано ваше ощущение достоверности? – перекривил помощника Дима.
– На данных.
– Попробуй мне, только испорти океан своими данными, – сжав кулаки, зло прошептал Дима.
– Если вы хотите, чтобы я что-то испортил – вам надо попросить.
– Еще чего? Не буду я тебя ни о чем просить, – сказал Дима.
– Значит, я ничего не испорчу, – таким же веселым голосом ответил помощник.
Дима наконец увидел отель, он узнал его по костлявой пирамиде, висячей над главным входом.
Надо было снова переходить дорогу, но Дима до сих пор не решил, что скажет отцу. Может, просто так поговорить, ни о чем? – подумал он. Это было их любимое занятие. Отец больше всего в жизни, любил обсуждать фильмы, характеры героев, достоверность фактов и теорий, любил прервать детектив, сразу после завязки сюжета, и отгадать убийцу, просматривая покадрово, каждый эпизод. Иногда им удавалось раскрыть преступление, иногда нет, но это было всегда весело.
– Вы хотели сказать отцу, что он умирает, что ваша встреча была последней, и вы больше не увидитесь, – сказал голос.
– Хотел, – грустно ответил Дима. – Хотел. А надо?
– Конечно! – ответил помощник. – Он должен огласить вам свою последнюю волю, дать распоряжение по поводу своих похорон, может быть исповедоваться, дать напутствие. Вас, сюда, по этой причине, и пустили.
– Я ведь уже не ребенок, – сказал Дима, разглядывая свою ногу в сандалике. – На самом деле мне уже тридцать лет, ему, в 2004, исполнилось тридцать три.
