барону, чтобы никто не смог назвать вас впоследствии коварным вероломцем, быть может, вы примете его? – смиренно потупив глаза, поинтересовался Фитц-Алан.
– А что, ты знаешь кого-то, кто станет именовать меня коварным вероломцем? – Генрих Боклерк подошел вплотную к секретарю и крепко схватил его за ворот.
– Мне неведомы такие люди, – не пытаясь освободиться, прохрипел Фитц-Алан.
– То-то же. Да, конечно, я встречусь с Соксом. Пожалуй, даже назначу его своим личным скороходом. – Он развел руками. – От Нортумберленда до Лондона в цепях, бегом!.. Ну почему у меня такие крепкие враги и такие хлипкие друзья?! Одна радость – я все же побеждаю. Ну, где Сокс? Мы уже битый час с тобой болтаем, а его все нет. Это называется бежать?
– Он внизу, ждет вашего распоряжения и... едва держится на ногах.
– Ну что за глупости? – скривился Генрих Боклерк. – Я же обещал ему встретиться как можно раньше, а я всегда держу слово. Что же касается его ног, то до них мне дела нет. К тому же в моем королевстве, так и передай ему – в моем королевстве, каждый может бегать, как ему вздумается. Не может на ногах – пусть бегает на руках. Давай веди его скорей. – Король с силой подтолкнул Фитц-Алана к двери. – Господи, – вздохнул он, обращаясь к оставленному на столе манускрипту, – вот и апостол Павел в своем послании к Тимофею клеймит неразумных, возносящих свои мифы и родословия вопреки истинной власти Господней. Ибо что есть суть веры, как не власть? Власть Господа над миром, короля – над смертными. Разве не есть государь для подданных то же, что Всевышний для этой юдоли печали? А стало быть, измена есть вероотступничество и карать за нее следует без всякой жалости.
Фитц-Алан вернулся через несколько минут. Его сопровождали двое стражников, волокущих очень запыленного, очень измученного высокого мужчину средних лет с резкими чертами гордеца и холодными синими глазами, кажется, единственным, что было еще живо в этом громыхающем кандалами узнике. Генрих Боклерк обошел вокруг пленника, любуясь достигнутым результатом.
– Джон Сокс. Некогда барон, некогда полководец, некогда добрый христианин.
– Барон Джон Сокс, – процедил его гость, с трудом шевеля губами. – Твой чертов отец, поскребыш, так записал меня в придуманные им Книги Судного дня[23], стало быть, дотоле я и буду бароном.
– Джон Сокс, – продолжая кружить вокруг пленника, точно акула вокруг жертвы, насмешливо ухмыльнулся король, – совсем недавно ты и впрямь был бароном. Что мешало тебе и далее оставаться им? Нынче ты – изменник и вероотступник. А вот скажи, что отличает тебя от любого землепашца на этом острове? Молчишь? А я скажу тебе. Ты не умеешь пахать землю. Стало быть, ты еще и хуже самого распоследнего из моих подданных. Ты никчемный человек.
– Я честный рыцарь.
– Ну полноте, честные рыцари не восстают против своего короля. А раз ты восстал, значит, ты изменник, и говорить о чести с тобой мне не пристало. А раз у тебя нет чести, стало быть, ты – не рыцарь и не барон. Так, Джон из Сокса, бродяга
Книги Судного дня – составленный по приказу Вильгельма Завоевателя реестр всех земельных владельцев Англии.
