именно правдивой литературе, что способствует человеческому размышлению и дает тот или иной прирост ума.
Таким образом, правда как бы выступает в роли основного, слагающего наш ум фактора природного давления, и она же является его экономическим звеном развития, так как представляет саму жизнь в тот или иной отрезок времени.
На долю художественной литературы приходится наибольшее число всех произведений и это говорит о том, что доля самой правды, постигающейся нашим умом, по-настоящему мизерна, и составляет в итоге лишь какой-то процент от общего числа всего остального.
И в этом, конечно же, настоящая беда. Ибо праздность ума не благоволит к серьезному, а значит, ожидать каких-то реальных конкретных результатов в самой жизни – нечего.
В свою очередь, художественность несколько снижает утомляемость нашего умственного начала и это дает преимущество боле яркого восприятия прочитанного или его упрощенность.
Таким образом, правда в художественном – есть наиболее выгодный вариант развития потенциала ума и своеобразно экономически обоснованный.
И к этому нужно стремиться всему тому, что именуется авторством, и к этому же нужно прийти в своем выборе читательскому контингенту. За этим прогресс населения, а за ним – само наше будущее. А пока мы на некоторое время окунемся в прошлое и познакомимся с ним поближе. И насколько правдиво оно – вы усмотрите сами.
Я же попытаюсь выразить так, как оно и отобразилось в самой памяти и запечатлелось навсегда.
Глава 1. Тевтон
Кто-то угрюмо смотрел мне в лицо, всем своим видом демонстрируя ненависть, злобу и какую-то общую недоброжелательность.
Я повернулся и пошел к одному из гостей, к этому часу наполнивших увеселительное заведение для тевтонских рыцарей.
Надо сказать, что были мы все в масках и чтобы опрокинуть ведро-другое сидра, подающегося здесь, ее необходимо было приподнимать хоть на какое-то время.
Нельзя же влить его сквозь сито, расположенное в маске в виде зубов, склеенных какими-то пластинами.
Саму маску я вообще заказывал в Турине. Издали мне ее везли и вот, наконец, я ее получил.
Высокий хвост разносился за моей головой, но сначала он вырастал вверх до немыслимой высоты и уж только потом опускался мне прямо за спину.
В этом было одновременно и преимущество, и опасность.
Враг мог захватить меня сзади за тот самый хвост. Но это только так казалось, что он крепок.
В самую критическую минуту хвост обрывался или точнее, вытаскивался, и я сходу обрушивал свою мощь на опешившего на время врага.
Многие поплатились так жизнью, и я всегда в душе благодарил мастера, сотворившего сей бесценный шлем, за такую хитроумную выдумку.
Веер был ярко зеленым, а само основание ярким красным, который переходил в коричневый, затем в желтоватый
