и на свету декабрьское утро, наконец, расцвело по-парижски. Город оказался светел и наряден. Понаблюдав пару минут цветистую карусель автомобилей и автобусов, они двинулись, следуя карте, по ру Лафайет – средней ширины улице, каждые 50 метров предлагавшей кафе разных форматов. На пересечении улицы с площадью Ференца Листа Елена замедлила шаг и высказала пожелание заглянуть в кафе, интерьер которого составляла мебель, будто извлечённая из недр очень старой пыльной квартиры. В изношенности и потёртости спинок стульев с гнутыми ножками можно было угадать стилизацию, но, во всяком случае, искусную. У входа в заведенье на крохотном прилавке румяный парень раскладывал овощи и мороженые устрицы. Половина столиков была занята. Явление Елены – высокой, светловолосой, помахивающей саквояжиком и весело поглядывающей припухшими глазами по сторонам – вызвало сдержанный интерес. В её повадке было что-то отважное и легкомысленное. Французские мужчины отзывчивы на женскую красоту, и способны, как известно, высоко ценить ее июльский расцвет, начинающийся после 30-ти. Сагдеев с чемоданом на колёсах и сумкой пёрся сзади. Им нашлось место в углу у окна – как и хотелось.
Бледно-лиловые стены, имитирующие рисунок старых обоев, были украшены выцветшими фотографиями бородатых мужчин в сюртуках и бледных красавиц с высокими причёсками. На овальном портрете над головой Сагдеева белая девочка держала на поводке белого же пушистого шпица.
– Хочу есть! А ты? – Елена уже вертела в пальцах глянцевитую книжицу меню, – после еды мне сильнее захочется спать – это будет логично. А сейчас я – ни в одном глазу, потому что в эйфории…. А ты? Смотри, они таращатся, и знаешь, что думают? Вот побил бабу, а потом чтобы загладить вину, вывез в Париж!
Она рассмеялась. Сагдеев, ухмыляясь, не поднял глаз от меню. Вполне возможно именно так и думали.
Они заказали по салату и по омлету. Заказ делал Сагдеев, желая, видимо показать Елене живость и лёгкость своего французского. Но Елена знала и так, а кряжистый темнолицый официант недопонял и переспрашивал. Потом Елена обнаружила в винной карте «кир» – смесь белого вина с черносмородиновым ликёром.
Как ведут себя, о чём болтают влюблённые, переживающие первые часы романтической вылазки в старый европейский город? Радуются пустякам? Обращают внимание друг друга на симпатичные мелочи? Эти именно часы часто и оказываются самыми безмятежными и сладкими для двоих, но и тут значение будет иметь их возраст, точнее переживаемая ими пора, и ещё степень их свободы. Свобода Дмитрия Сагдеева была мягко ограничена возможностью телефонного звонка жены, для которой он отбыл на очередной лингвистический семинар (последний был в Квебеке). Елена, за месяц до поездки беззвучно отметившая годовщину развода, тоже могла ожидать звонка – но разве что от няни, оставшейся с 6-летней дочерью.
Наевшийся Сагдеев обнаружил совершенно особую прелесть в маленькой площади за окном, в кофейной стене старого дома на её противоположной стороне, в изящной вязи балконных оград, в пестроте круглых дорожных знаков.
