Семен несмело ухмыльнулся в ответ.
– Меня интересует пятнадцатидюймовая бриллиантовая нить и что-нибудь, что можно на нее подвесить, подходящего размера. Есть у вас такая вещь?
Семен с пониманием кивнул и ответил:
– Это не самый дешевый товар. Он только для серьезного покупателя.
– Я как раз такой. Серьезный.
– Тогда прошу вас пройти со мной в офис. Я храню подобные вещи там.
В офисе, когда он закрыл дверь на три оборота ключа, мы обменялись крепким рукопожатием, хотя я с удовольствием обнял бы его. Я был рад его видеть – при всей своей неоднозначности Семен был славным человеком. Честным, насколько вообще может быть честным ювелир, отсидевший за скупку краденого в России и сумевший (не без моей помощи) перебросить через океан «кое-что», что позволило ему без особенных хлопот открыть дело здесь, на Бриллиантовом острове. Он был обязан мне, именно поэтому я его сейчас использовал.
– Рад видеть тебя, Пашка. Сколько лет, а зим и того больше!
– И я рад видеть тебя, Сэмэн. Ты молодцом. Седины только прибавилось, но это тебя не портит.
– Ай, Паша. Как можно испортить то, что и так испорчено с момента перевязки пупка? Когда моя аидише мама носила меня, то часто лежала на правом боку. Оттого и голова у меня похожа на фасоль.
– Не прибедняйся. Голова такая оттого, что у тебя две макушки. Значит, ты не просто умный еврей, ибо нет евреев глупых – это доказано историей, а вдвойне умный еврей.
– Эх, Павлик… Твои слова да Богу в уши…
Я достал пачку «Лаки Страйк», Семен поморщился:
– Это многих доконало. Я думал, что ты завязал.
– Семен, завязывают с другим. А курить я и не пытался бросить. Я люблю курить. Но если ты против, то я потерплю.
Семен вздохнул:
– Тогда и мне давай одну. С какой стати я просто так стану дышать твоим дымом?
Я протянул ему сигарету, мы посмотрели друг на друга и от души рассмеялись.
Некоторое время сосредоточенно курили, разглядывая каждый свое. Я осматривал его «офис» – небольшую каморку с четырьмя шкафами и письменным столом, видавшим виды, Семен украдкой посматривал на меня и еле слышно вздыхал. Я понимал, что Кистенбаум ждет моего вопроса, сам не вылезает:
– Павлик, ты будешь кофе?
– Конечно. Черный, половина ложки сахару и щепотка корицы, если есть.
Семен всплеснул руками:
– Ты в порядочной еврейской лавочке. Здесь всегда есть корица!
Он чуть помедлил.
– Однако память у тебя. Даже корицу помнишь.
Я отхлебнул. Замечательный кофе! Еще бы мне не помнить корицу, кофе с ней я пил двадцать лет назад, во время обыска, который моя группа проводила в московской квартире этого парня. Корицу помню, а звание свое тогда – нет. Чертовщина какая-то.
– Ты
