но я – нет. Так бы и плюнул на его могилу. Последнее из многочисленных писем, что я получил от него, было снабжено маркой со штемпелем государственной тюрьмы Кентукки, что в Эддивилле. Мне и в голову не пришло вскрыть и прочитать его, чтобы выяснить, охранником он там служил или все-таки был заключенным. В то время я учил уже совсем другие уроки. Мое знакомство с Карательной Машиной Государства шло на все ускоряющихся оборотах.
Помню, как занимавшийся малолетками судья Джалл промолвил:
– Ну что же, Хантер. Ты превратил последние четыре года моей жизни в сущий кошмар. Ты издевался над судом все это время. И вот теперь ты собираешься уехать от меня. Стало быть, это мой последний шанс. Итак, я приговариваю тебя к шестидесяти дням тюрьмы.
Это был их последний удар.
И все-таки имел место совершенно возмутительный случай. Я потом подружился с нашими «жертвами», и они придерживались в точности того же мнения. Однако мистер Дотсон и судья Джалл не собирались отпускать меня просто так, даже невзирая на широкую волну поддержки за моей спиной. И все-таки я никогда не оказался бы за решеткой, если бы в те годы в Кентукки несовершеннолетних отпускали под залог.
Так что я отсидел тридцать дней в тюрьме только потому, что через месяц после ареста мне исполнилось 18. Дальше они держать меня не могли – я освободился под залог. Они не пытались меня удержать – и так уже натешились. Последний выстрел. Не стоит сбрасывать со счетов группу авторитетных и значительных граждан нашего городка, добивавшуюся моего освобождения. За время нахождения в тюрьме я превратился в местного героя – там меня решили звать «Президентом», а в мой день рождения окрестили «Сокрушителем Болванов», так прямо и сказали: «Поздравляем, Сокрушитель Болванов», – и долгое время я оставался в этом качестве.
Множество диких и безумных лет минуло с того первого и единственного раза, когда мне довелось побыть сертифицированной Жертвой Карательной Системы. За те тридцать дней в тюрьме я понял одну важную вещь – никогда больше я не должен туда попасть. Какой бы ни был срок. В этом нет Необходимости. Сокамерники называли меня «Президентом», как и одноклассники, а прекрасные юные девушки приходили навещать меня в четверг после обеда, однако меня вовсе не распирало от гордости по этому поводу.
Покойный Пабло Эскобар, бывший лидер влиятельного Медельинского колумбийского кокаинового картеля, как-то молвил, что «разница между обыкновенным преступником и благородным разбойником в том, что у благородного разбойника есть последователи». Известно же, что он делился своими немыслимыми доходами с нищими рабочими своего города. Он был свой парень, друг всех обиженных. Все его преступление состояло в том, что продукт, служивший предметом его бизнеса, казался опасной угрозой Полицейской и Военной верхушке США, а также нескольким другим странам, известным как рабы и холуи экономических интересов Соединенных Штатов.
Выйдя из тюрьмы, остаток лета я проработал у Элмонда Кука, торговавшего в нашем городе «шевроле». Никаких определенных
