кузницы.
Джарчи удрученно покачал головой:
– Значит, куда ни кинь, везде клин.
Линь непонимающе посмотрел на кузнеца,
– Это старая пословица о том, что и тут, и там плохо пояснил Джарчи. Помолчав, он решительно сказал: – Делать меч тебе все равно придется – здесь смерть ближе. Да и двум смертям не бывать…
Китаец усмехнулся:
– Ты прав.
– А кто заказал? – поинтересовался старик.
– Агучу. Толстый такой.
Темуджин зашипел от злости:
– Эта скотина всюду лезет. Не нойон он, а лизоблюд! И еще ему особенную саблю подавай. Нельзя ему ее делать.
– А что остается Линю? – поинтересовался Джарчи: – Агучу не нойон, но голову снести может.
– Пусть убежит, – бросил Темуджин.
– Легко ты распоряжаешься чужой жизнью, – возмущенно начал Джарчи: – А сам-то, что не убежишь?
– Убегу, – буркнул Темуджин.
– Да, ты это сможешь, – согласился Джарчи. – Но, у тебя для этого есть время, а у него, нет, – кузнец ткнул пальцем в Линя, сидевшего на корточках у стены, с виноватым лицом.
– Я хотел сказать не о том, – нехотя начал Темуджин: – Не хочу я, чтобы у Агучу была такая сабля.
– Вот это другое дело, – согласился Джарчи. – И я хочу тебе сказать одно правило: сабля как птица, если крепко держишь – задушишь, или потеряешь вместе с рукой, если держишь плохо – улетит.
Темуджин задумался на некоторое время, улыбнулся и сказал:
– Спасибо Джарчи-сечен, я понял.
Джарчи, не обратив внимания на похвалу Темуджина, продолжил:
– Если есть возможность сделать редкую вещь, это надо делать. А молчать мы умеем, – кузнец посмотрел на Линя: – Не беспокойся, никто не узнает, что сабля была сделана здесь.
– Узнают позже, – обречёно сказал китаец.
– За это время много воды утечет, и ты будешь к этому готов. А сейчас тебе деваться некуда.
– Ты прав, – согласился Линь, и горестно покачав головой, поднялся с пяток. Выходя из юрты, он тихо сказал: – Завтра начнем.
Джарчи ответил коротким кивком. В этот день они больше не говорили на неприятную тему.
На следующее утро Линь пришел в кузницу с небольшим мешком, в котором что-то позвякивало. Китаец был серьезный и деловитый. Поздоровавшись со всеми, он посмотрел на Джарчи, как бы спрашивая, не передумал ли кузнец заниматься опасным делом. Джарчи не сказал ни слова. Но его глаза говорили о согласии, подтверждая вчерашнюю договоренность.
Линь положил мешок на наковальню, сложил ладони перед грудью лодочкой, закрыл глаза, и стал молиться своему богу, беззвучно шевеля губами. Обитатели кузницы серьезно отнеслись к ритуалу. Затем китаец вытащил из мешка рыжую кисточку и стал обметать наковальню, после чего помахал ею над горном, над подготовленной железной крицей и около стен. Осмотрев еще раз закопченную юрту, он сказал:
– Можно
