во двор. – Странная лестница какая-то. Винтовая, как в замках.
– А это и был когда-то замок.
– Врешь!
– Еще чего. А ты не знал? Конечно, разве вас это интересует? – зло ответил Хома.
– Почему, меня очень интересует. Я люблю историю.
– Ты, наверное, да. – Мальчишка долгим взглядом впился в лицо своего нового знакомого, но тот, занятый переставлением ног по лестнице, не обратил на это внимания.
– Да ты еще слабый, – понял вдруг Хома, увидев, что Максим остановился, вцепившись в перила.
Он крепко взял своего соседа по палате под руку и вывел, наконец, на свет.
– Просто давно далеко не ходил, – сконфуженно улыбаясь, объяснил юноша свою слабость, когда они устроились на скамейке.
– Ладно тебе… – начал, было, Хома и тут же прикусил язык, чтобы не вырвалось: «Уж я то знаю».
Он понял, что по какой-то причине его спаситель желает держать все в тайне. А в голове сейчас было так ясно и на душе так легко, что он был готов исполнять любые желания таинственного соседа. Лишь бы не вернулась ужасающая боль.
Максим молчал, подставив солнечным лучам лицо. И, странное дело, казалось, что солнце быстро возвращает ему силы. Он упивался весенними лучами, как жаждущий упивается родниковой водой. Измученный опытами по целительству, юноша впал в состояние, похожее на купание в теплых ласковых волнах.
– Знаешь, вот идешь в школу, а кто-то свистит тебе. – сказал он через несколько минут. – Посмотришь – никого. А потом голову поднимешь – сидит вот такая штучка и поет.
Макс кивнул в сторону гигантского каштана. Хома тоже взглянул в ту сторону.
– Шпак, – констатировал он, продолжая хрустеть чипсами.
И, действительно, на ветке купался в солнце, распахивая навстречу ему крылья и распевая свою неповторимую песню, скворец.
– Да, птичка, – согласился Максим. – Иди сюда, птица, – погруженный в свои мысли, рассеянно позвал он.
Птица, она же «штучка», вдруг прервав свое выступление, спорхнула с ветки и приземлилась на плече у позвавшего.
– Ты видел? Наверное, ручная, – удивился юноша. – Дай ему чипсов, – обратился он к Хоме.
Тот в изумлении протянул пестренькой птичке хрустящий кусочек, но скворец, испуганный этим движением, взвился ввысь и скоро вновь устроился на прежнем месте.
– Видишь, даже птицы не едят этой гадости, – все так же, не открывая глаз, прокомментировал Макс.
– А еще раз можешь? – не обращая внимания на антирекламу, спросил Хома.
– Что? – не понял собеседник.
– Ну, это… приказать, чтобы прилетела.
– Не-е, это она сама, – ответил подросток, вновь погружаясь в негу.
Хома ехидно покачал головой, типа «знаем-знаем», но спорить не стал и замолчал, пялясь по сторонам и хрустя так не понравившимся скворцу угощением.
Максим
