что же это, а? На стребленье полк толкают?
– Бывшим благородиям не жалко наших голов. Спыток – не убыток. Не свои головы сложить.
– Эва-ан ка-ак! До чего же хитрущие серые, а?!
– Наторели жар загребать чужими руками. Пускай своими попробуют.
– Ох и голова у тебя, Ной Васильевич!
– Варит еще, чтоб серые на кривой кобыле не объехали.
– Оно так! – согласно кивнул Санька, вспомнив о своем, более существенном: – Язви те в почки! Из-за этой сумятицы три дня не был на свиданке у своей крали-телефонистки. Хучь бы на часок сбегать, а?
– Экий ты вихлючий кобель! У тебя вить мальчонка растет, девчушка, да и Татьяна твоя такая выглядистая! Сколь раз толковал: душа не шуба, не выдаст каптинармус новую. – Взглянув на плакаты, брошенные на кровать, Ной помрачнел. – Шутки оставим, а то и в самом деле на небеси преставимся.
– Ставень доделывать?
– Одевайся, лети за комитетчиками. По одному подымай их, да тихо, смотри. Подхорунжему Мамалыгину скажи от меня, чтоб сотню енисейцев держал в боевой готовности. Из батальонов позови Ларионова и Карнаухова.
Санька понял: паленым напахнуло! Моментом оделся.
– Ты хоть досками покеда заставь окно, – напомнил Ною.
– Лети!
Не успел Ной снять китель, чтобы умыться после дороги, как услышал голос Саньки: «Стой, гад! Стреляю!!!»
И выстрел – бах!..
Ной за карабин – и вон из комнаты, оставив дверь распахнутой. Выбежал на веранду и возле открытой двери на крыльце увидел Саньку с наганом.
– В кого палишь?
– Не вылазь! – оглянулся Санька. – Двое, кажись, прячутся за сортиром. Один убег в ворота.
– Что приключилось?
– Дык вышел я… – зашептал Санька. – С веранды увидел. Идут трое. Кто бы это, думаю? В папахах. Шашек не видел. Пригляделся – человека тащут. Ого, думаю! Духовито. Когой-то кокнули, а к нам в ограду несут. Выскочил на крыльцо. Они как раз подошли к гаражу. Один ворота стал открывать. Я им: «Стой, гады! Стреляю!» Пальнул без прицела. Бросили и бежать – один возле каменной стены проскочил в ворота. Двое, видел, за сортиром схоронились – ждут, гады, когда на крыльцо сунусь.
Саженях в пятнадцати от крыльца возле белокаменного гаража, где бывший владелец держал автомобиль, Ной увидел на снегу что-то черное. Густо сыпал снег, да и ночь к тому же – не разглядишь. Вспомнил, что за уборной кирпичная стена разворочена. Быстро побежал туда с карабином наперевес, и Санька за ним. Следы вели по занесенным снегом кирпичам в соседнюю ограду, а оттуда можно убежать в переулок.
– Ушли, гады! Мне бы надо прицельно бить, а я чтой-то раздумывал. Офицерье взыграло, ей-бо! Кого они прихлопнули?
А вот и жертва в снегу – еще живая! Подтягивает ноги и мычит, мычит. Женщина!.. В кожанке, простоволосая, изо рта кляп торчит – шерстяные перчатки.
– Та самая большевичка-комиссарша Селестина Грива! – ахнул Санька. – Знать, почалось! Живая еще! Теперь жди, возвернутся, чтоб нас вместе с ней прикончить, истинный
