греметь гром и мелькали молнии, она тут же оказывалась в ванной. Позже я понял, что есть собаки, боящиеся грозу, а есть и относящиеся к ней спокойно. Причем, эта боязнь – на генетическом уровне. О Борике я писал. Тоже смелый был пёс. А грозы боялся.
Сестра вспоминает, как заметила, что собака однажды, подойдя к миске с водой, вылакала всю воду и направилась пить из унитаза. Двери в доме лишь прикрывались, и отворить их лапкой с остренькими коготками ей труда не составляло. Сестра сообщила о необычном поведении животного маме. Та быстро сообразила, что это неспроста, поискала там-сям и обнаружила, что Линда просочилась на лоджию, где перед праздником хранилась большая нечищеная солёная рыба, не поместившаяся в холодильник. Ясно, что аккуратно завёрнутой в бумагу рыбы, как и самой бумаги, уже не существовало. Зато была пьющая и пьющая собака. Удивительно, что она стала раздуваться прямо на глазах. Ольга схватила поводок, и они стремглав скатились по лестнице с одиннадцатого этажа на улицу. Лишь после длительной прогулки собака приобрела обычный вид.
Линда оказалась весьма наблюдательной особой. Заметив, что сестра любит раскладывать пасьянсы, уличила момент и украла карты. Когда их хозяйка вернулась из института, к своему удивлению и удовольствию обнаружила, что они аккуратно разложены кучками по полу. Причём, ни одна из них не была повреждена.
Я часто до брака брал Линду на дачу к тёте Ксении, где она впервые укусила соседа, зашедшего без стука, по привычке, не подозревая об опасности, спросить что-то у хозяйки. Моя попытка удержать разъярённое животное успеха не имела. Ведь он вторгся на охраняемую территорию. Служебные породы собак очень чётко понимают границы своей охранной деятельности. И учить их этому не надо. За пределами своей территории многие из них превращаются в равнодушных милашек, что именно к Линде отношение имело, как я уже писал, довольно косвенное. Короче, пришлось маме, по просьбе первого укушенного, так сказать, первой жертвы, делать ему противостолбнячные уколы, чтобы избежать более крупного конфликта. То, что я был при этом тоже укушен, от родительницы, естественно, скрыл. Хватит и того, что в босоногом детстве наивно признался в укусе неизвестной овчарки, когда бегал с приятелями по люблинским дворам (существовал такой стотысячный город Люблино, превратившийся в настоящее время в Люблинский район города Москвы), и это мне стоило сорока уколов от бешенства в живот (половина нормы того времени), что, должен признаться, очень-очень больно, да и было совершенно не нужно, что я понял много позже, где-то лет через сорок.
Тут же, в Семхозе, впервые столкнулся с таким понятием, как клещ. Странно, что до двадцатишестилетнего возраста мне ничего не было известно об их существовании в Подмосковье. Никто и никогда не предупреждал о такой опасности. Ходили по грибы в лес, да и просто пошататься по волнующе белой от берёз роще, полежать на траве у Загорского «моря» и ни у кого, никогда и ничего. Его появление на теле Линдочки воспринял как трагедию и долго пытался
