вопросы читателей, о чём это произведение, говорила:
«Поэма «Про это» автобиографична. Маяковский зашифровал её».
О чём же она? Что хотел скрыть её автор? Что зашифровал?
В. В. Катанян, как бы тоже отвечая на подобные вопросы, написал:
«Чем понятнее стихи, тем они непоэтичнее – поэма сложна».
Маяковский и сам понимал это. Поэтому предварил её прологом, который назвал «Про что – про это?». В нём есть такие радостно-оптимистичные строки:
«Эта тема придёт, / прикажет: / – Истина! –
Эта тема придёт, / велит: / – Красота! –
И пускай / перекладиной кисти раскистены –
только вальс под нос мурлычешь с креста».
Но далее следуют слова совсем другого настроя:
«Это хитрая тема! / Нырнёт под события,
в тайниках инстинктов готовясь к прыжку,
и как будто ярясь / – посмели забыть её! –
затрясёт; / посыплятся души из шкур».
После десяти таких же интригующих четверостиший Маяковский, наконец, подводит итог:
«Эта тема день истемнила, в темень
колотись – велела – строчками лбов.
Имя / этой / теме:
любовь».
Впрочем, последнее слово (да ещё особо выделенное) было только в рукописи. Во всех же напечатанных поэмах вместо слова «любовь» стоит многоточие. Что хотел сказать этим поэт? Что любовь – всего лишь одна из тем поэмы? Что есть и другие, не менее важные?
Бенгт Янгфельдт:
««Про это» полна скрытых и явных цитат из Достоевского, любимого писателя Маяковского. Это касается и собственно названия, которое заимствовано из «Преступления и наказания». Когда Раскольников говорил про это, он имел в виду своё преступление».
А что скрыл под местоимением «это» Маяковский?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, приглядимся к тому, с чего поэма начинается.
Первая её глава называется «Баллада Редингской тюрьмы». И сразу же (во втором четверостишии поэмы) представляются адреса главных её героев и сами герои:
«Лубянский проезд. / Водопьяный…
«Он» и «она» баллада моя.
Не страшно нов я.
Страшно то, / что «он» – это я
и то, что «она» – / моя».
Затем называется время действия поэмы – канун Рождества, то есть 6 января. И Маяковский задаёт вопрос, который напрашивается сам собой (орфография автора):
«При чём тюрьма? / Рождество. / Кутерьма.
Без решёток окошки домика!
Это вас не касается. / Говорю – тюрьма.
Стол. / На столе соломинка».
В рукописях сохранился вариант:
«А при чём в балладовой драме тюрьма…
Это никого кроме меня не касается».
Конечно, российским читателям и слушателям, которые в массе своей были не очень образованными,
