Старичок делал несколько шагов от ворот, беспокойно всматривался в сумерки Тристра-ии – Тенистой алеи на языке людей – и нервно шагал обратно. Завидев мальчика, он остановился и напряженно ждал его приближения. Когда Кэвин спешился, первое, что услышал, было недовольное:
– Наконец-то!
Старичок махнул рукой в сторону замка и, припадая на одну ногу, спешно засеменил к распахнутым воротам.
Это были первые открытые ворота во всем городе, что насторожило Кэвина больше, чем все замкнутые на засовы двери в домах Игена, встретившиеся ему по пути. Во внутреннем дворе, возле входа в парадное помещение, провожатый, бормоча что-то невнятное себе под нос, нервно выхватил из рук Кэвина поводья, согнулся, будто для глубокого поклона, нелепо взмахнул свободной рукой в сторону каменной лестницы и, оглушительно чихнув, засеменил на конюшню. Взбежав наверх, Кэвин на секунду задержался возле больших дубовых дверей и впервые обратил внимание на рисунок на них. Он надолго врезался в память мальчика. На почерневших и лоснящихся, от перенесенных невзгод, створках из тысячи, словно нацарапанных детской рукой штрихов, собрался центральный рисунок. Длинномордый дракон с тонкой змеиной шеей держит на, высунутом из разинутой пасти, языке двух прижавшихся друг к другу близнецов. Потом картинка на глазах начала меняться и вновь превратилась в собрание хаотично разбросанных по поверхности дверей царапин. Кэвин испугано толкнул створки, но не рассчитал силу. Они всегда выглядели такими тяжелыми, однако теперь от его удара распахнулись настежь. Где-то в глубине здания тотчас с силой захлопнулись ставни окна.
– Кто там рвется? – прогремел недовольный голос. – Алеф, Гиф! Взгляните!
Пока Кэвин лихорадочно ловил разлетевшиеся створки, на этот раз действительно ставшие неподатливо тяжелыми, с каминной полки напротив тяжело спрыгнул огромный рыжий кот Алеф, любимец Доктора мага. Он знал Кэвина и снисходительно позволял иногда себя гладить, когда ему случалось проходить мимо мальчика. Кэвин всегда удивлялся странной сентиментальности грозного Доктора мага, его привязанности к коту Алефу и белому псу Гифу. Пес был столь же огромен, как и кот, с густой взъерошенной шерстью, вытянутой мордой в «черной маске» и острыми злыми глазами. Пока Кэвин отчитывался перед старым Своуи, пес обычно восседал рядом, не мигая, следил за мальчиком, отчего тот никогда не питал к нему особой симпатии. И сейчас он возник вслед за окриком хозяина, вырос белым сугробом у ног Кэвина и начал его обнюхивать, пока старый кот неспешно скользил им навстречу. Мальчик замер под щекочущим носом, прижавшись спиной к полузакрытым дверям, и непослушные створки мгновенно сомкнулись за его спиной.
На этот раз Гиф быстро отпустил Кэвина, очевидно удовлетворенный проведенным осмотром, неспешно отошел к камину, где вздохнул, заставив мальчика невольно затрепетать, и растянулся на мозаичном каменном полу. Только тут Кэвин сумел ненадолго расслабиться и осмотреться. Напротив дверей располагался
