попытался взобраться на львицу в течке, когда они оба были в упряжи; они перевернули карету с двумя лакеями внутри.
После того как Преподобные Матери обсудили услышанное, начали говорить остальные испытуемые и наконец выступили все двенадцать. Доротея наблюдала, легко приходя к верным заключениям. Все испытуемые лгали или по крайней мере преувеличивали, причем неважно, были они преступниками или обычными гражданами. Доротея была довольна – сестры учились использовать свои инстинкты и подсознание для получения информации.
– Все дело в наблюдательности, – сказала ученицам Эстер-Кано. – В использовании имеющихся у вас человеческих чувств.
Квемада, стоя рядом с Доротеей, молчал. Его красивое, даже доброе лицо скрывало деловитую жестокость – этакая особая форма лжи. Никто из подопечных главного инквизитора не назвал бы его добрым человеком, какое бы впечатление он ни производил. Когда все двенадцать испытуемых завершили рассказы, Доротея повернулась к нему.
– Что скажешь?
И встретилась с его будто бы не содержащим никакой угрозы взглядом.
– Думаю, вашим ученицам нужно еще много учиться.
– Поэтому мы и называем их ученицами.
Он едва улыбнулся уголками губ.
– Мои методы лучше. Об этом позаботилась школа Сукк.
– Ваши методы другие и слишком прямые. Я не отказываю им в эффективности, но наши менее бесцеремонны. И мы не убиваем подозреваемых до того, как они все расскажут. Я смогла определить, что Блантон Давидо лжет, как только он предстал перед императором.
Квемада по-прежнему проявлял скептицизм.
– Обвинять могут все. А я получаю признание.
– После того как я установила факт преступления. – Она долго смотрела на него. – Существуют разные способы получения правды: там, где не работает один метод, приносит успех другой. Мы с вами не конкуренты. Оба мы служим императору. Удача императора – наша удача. – Она посмотрела на двенадцать испытуемых, подумала об обмане и лжи, с которыми сталкивался на каждой сессии императорский суд. – На самом деле, Квемада, я могла бы улучшить ваши результаты, сотрудничая с вами.
Главный инквизитор ответил легким кивком.
– Император Сальвадор был бы доволен, узнав, что ложь будет раскрыта – любыми методами.
Память может быть самым болезненным наказанием, и ментат обречен переживать все воспоминания с ясностью непосредственного опыта.
Гилберт закрыл дверь своего кабинета, достал из кармана старомодный ригельный ключ и запер дверь на замок. С удовлетворением услышал щелчок… но это была только показная мера безопасности. О современной системе безопасности его кабинета никто в школе не знал.
Директор просил не мешать ему, но все равно окружил дверь статическим полем, задвинул дополнительные засовы, сделал непрозрачными
