рассудил, что соседка, вырастившая сына и дочь, справится с этим делом лучше. А он – мужчина, по горло занятый, и совершенно не опытный. Должно быть, Надежда Сергеевна считала так же. Да и лишний приработок ей совсем не мешал.
– Осторожнее, а то разбудите. И расплачется на всю ночь. Вы там, у себя, свет не зажигайте. Я искупала её в шесть часов, так что капор не снимайте. Поставьте в тёплую комнату, чтобы не надуло. И на лоджию дверь закройте.
– Я уже закрыл. – Он вспомнил, что сегодня эту дверь и не открывал. Спасибо, Надежда Сергеевна, до завтра. Привет всем вашим, кого не видел.
– В десять, если проснётся, вы ей «Бону» или «Нутрилон» разведите, – успела сказать соседка, высунув голову на лестничную площадку.
– Обязательно. – Энвер стал открывать свои замки.
Войдя в квартиру, он услышал, что в кабинете, в спальне и в прихожей звонят телефоны. По всей лестнице расплывался вкусный запах поджаренной на подсолнечном масле капустной начинки для пирогов.
Перекличка телефонных аппаратов разбудила Ирену, и её лучистые карие глаза блеснули под рюшкой капора. Энвер между делом отметил, что звонок не междугородний, а московский, какие будоражили его квартиру по десять-двадцать раз на дню. Но сейчас он пришёлся очень уж некстати. С трудом успокоенная Ирена разбужена, и теперь придётся час-полтора ходить с ней по комнате, свистеть разные песенки, включать музыку.
Хенталов слыл меломаном и имел самую крутую, по меркам сезона, аппаратуру «High End» – «высший предел». Такая техника была давнишней мечтой Энвера. Он желал слушать компакт-диски с повышенным качеством записи. Они отличались золотистой окраской на тыльной стороне и отражающей подложкой из сверхчистого золота. Пластинки Хенталов признавал только выпущенные специально для аудиофилов – на тяжёлом стеклопластике.
Наверное, Ирена унаследовала вкусы и способности деда. И потому успокаиваясь, слушая сверхчистые аккорды. К тому же она вертела ручонками, будто танцуя, и пела что-то на своём непонятном языке.
За гардинами светились огни Москвы, которые так любил Хенталов. Они будоражили душу, заставляли сердце сладко сжиматься. Но сейчас они словно превратились в лазерные иголки, пронзили зрачки. Хенталов поспешно закатил коляску в спальню, прикрыл дверь. Тут они раньше спали с Зидой. И ему часто снилось, что жена рядом. Но, протянув руку, Энвер ощущал пустоту, и потом весь день мучился от тоски.
Он взглянул на определитель и вздрогнул. Звонили из той самой больницы, где лежала Сабина. Ежу понятно, что поздним вечером врачи просто так не беспокоят.
– Слушаю вас!
Энвер старался говорить, как всегда, – вежливо и в то же время равнодушно.
– Энвер Хасанович?
Этот женский голос он уже слышал. И он вспомнил заведующую нефрологическим отделением, которая вместе с лечащим врачом Сабины позавчера объясняли, что случилось с дочерью.
– Да, Елена Семёновна. – Память на имена у
