способную его замучить, – и вот такой человек влюбляется в маму, когда она приезжает в Марокко на гастроли. Он решил, что она станет единственной женщиной в его жизни. А она подарила ему три недели наслаждений, а потом взяла и бросила ради комика из их труппы. Папа же принимал жизнь всерьез. Он тщательно смазал большой револьвер и… пустил себе пулю в лоб…
Коломба. Какой ужас!
Жюльен. Да. Кстати, маме и этот поступок тоже страшно не понравился. Но так как во время гастролей аборт сделать трудно, я и появился на свет уже по возвращении труппы в Париж. Вот и все.
Коломба. Однако она твоя мать. А если бы ты приложил немного доброй воли…
Жюльен. Мерси. Добрую волю, как ты выражаешься, я храню про себя. И не намерен ее прикладывать куда попало.
Коломба. И ты тоже, Жюльен, невыносимый человек!
Жюльен. Невыносимый – это не для французов! Скажи еще, что я не патриот, хотя и иду на три года в Шалонские лагеря и буду учиться там стрелять, чтобы защищать республику.
Коломба. Если бы ты попросил мать, уверена, при ее связях она добилась бы, чтобы тебя не взяли.
Жюльен. Мерси. Я антимилитарист, поэтому-то я не желаю обращаться с просьбами к французской армии, даже с просьбой не призывать меня. Буду, как и все прочие, три года валять дурака и начищать винтовку образца восемьдесят девятого…
Коломба (тихо). А я тем временем…
Жюльен (подходит к ней; сразу весь как-то изменился). Коломба, любимая, только ты и есть у меня на всем свете. Ты же отлично знаешь, что, расставшись с тобой, я подохну с тоски. Но ты также знаешь, что не смогла бы меня любить, если я, чтобы не расставаться с тобой, пошел бы на какую-нибудь низость.
Коломба. Что ты говоришь, милый! Я вполне могла бы тебя любить, если бы даже…
Жюльен. Но не я. Я дорожу тем, что могу, не стыдясь, смотреть в зеркало, когда бреюсь по утрам.
Коломба (со вздохом). Как с тобой все сложно!
Жюльен (ласково). Не будь несправедливой, Коломба. Разумеется, честность – это вещь обоюдоострая, но ведь не я же, в конце концов, ее изобрел…
Жорж (вбегает с криком). Идет! Она внизу, там студенты просят у нее автографы.
Жюльен. Они еще не выпрягли лошадей из ее кареты? Это уже стало традицией после каждого нового триумфа – эти милые юноши впрягаются в ее карету. А так как мать скупа до омерзения, она даже стала подумывать – не продать ли лошадь, к чему ее зря кормить…
Жорж. Если вы будете с ней так себя вести, бедный мсье Жюльен, все начнется сначала. Прямо смотреть больно; видели бы вы, как мсье Арман из нее веревки вьет, а почему? Потому что умеет подольститься…
Жюльен. Оплакивай лучше свой зад, Жорж, а не меня! Буду вести себя, как захочу.
Жорж. Ох уж мне эти мужчины, мадам Жюльен! Все они одним миром мазаны. Пойду скажу ей, что вы здесь, может, так оно лучше будет. (Уходит.)
Коломба
