мого.
Автор сборника, названного «Да будет день!» – женщина. Немолодой её не назовёшь, хотя она постоянно подчёркивает свой зрелый возраст и некоторые особенности этого жизненного периода. Это – не просто ещё молодой человек, это панхронически молодая особа, глубоко чувственная, абсолютно честная, смелая, видевшая в лицо смерть и испытавшая немало жизненных радостей. Прямо скажем – счастливая! Счастливая, несмотря ни на что!
Ей есть, что сказать, может быть, даже «в лицо ударить». И она это делает, уча так же поступать других. Катарсис (очищение) от чтения стихов Людмилы Кулагиной – необыкновенный, зовущий, вызывающий слёзы и смех, желание найти в себе созвучия пережитого автором. И это свидетельство подлинной поэтичности сборника «Да будет день!».
Что заставляет автора писать стихи и стремиться издать написанное? Думается, это то, что описывается вот так:
«…И, может быть, кто—то, немного похожий,
Узнав, как по жизни металась душа,
В такой же апрельский денёк непогожий,
О жизни задумается, не спеша…».
Да. Если можно сказать что—то важное, нужное, полезное для другого человека, нужно сказать… И о дочери, живущей так далеко, и о брате Жене, погибшем в родном городе так нелепо и жутко, и о хлопотах насчёт пенсии, которая до ужаса минимальна, хотя человек (автор) работал усердно и долго, и о стране, которая не слишком заботлива и справедлива, и о возрасте, который так некстати и не вовремя пришёл на место кипучей страсти, и о Боге, от которого нельзя ни на секунду отдалиться: кроме Бога нет у нас, у нашего народа, страны, никого и ничего.
Словарный запас у поэтессы богат до бесконечности. Иногда мысль рождает слово, а иногда слово – целый каскад рассуждений, завёрнутых в изящные, полупрозрачные ткани поэтем – затейливых образов (аллитераций, тропов, паронимов). Всё это чудесно! От стихов госпожи Кулагиной не устаёшь. Их даже не хватает, хотя сборник весьма напряжён по объёму и, ясно, обойдётся автору в копеечку, потому что издаёт его автор сам, на свою минимальную пенсию, сэкономив на том да на сём, вовсе не лишнем.
Когда—нибудь стихи Людмилы Кулагиной будут печатать дорогие издатели. Поди, ещё перессорятся из—за рукописей и прав их издавать. А пока – почти самиздат, правда, с надлежащими метками (на случай плагиатов). С нас и этого хватит. Мы бы и ещё заплатили, если нужно. Жизнью! Другого ничего нет!
Доктор филологических наук, Владимир Георгиевич Руделёв профессор, заслуженный работник Высшей школы, член Союза российских писателей
Себе, когда грущу и жизнь едва тащу
Воспеть сиюминутность, повседневность, —
Вы скажете, – заслуги в этом нет.
Когда тоскую, обижаюсь, даже гневаюсь,
Про лотерейный забываю я билет,
Который, будучи действителен, играет.
И лишь поэтому ещё пока живу,
Но, может быть, на самом жизни крае,
И день назначен с Богом рандеву.
Нам не дано знать это время, дату,
И день сегодняшний последним может стать.
Подумаю об этом я когда—то.
Пока же буду календарь листать,
Где каждый день покажется мне чудом:
Ведь и его уже могло не быть.
И жизнь моя – лишь высших сил причуда.
И дай мне, Бог, об этом не забыть!
***
Я думаю о том, кому нужна стихия
Стихов, их рифм и ритма плен?
Зачем сама—то, собственно, пишу стихи я?
Ведь то, что живо, – будет завтра тлен.
Пытаясь избежать забвенья смерти,
Не исчезай, прошу, миг жизни, задержись!
В бессмысленной нелепой круговерти
Стихами словно удержать пытаюсь жизнь.
Но жизнь течёт, течёт водой сквозь пальцы.
И что останется от нас, когда умрём?..
Но в будущее наше, сколь ни пялься,
Ты даже точку не рассмотришь в нём.
Что за шаманство – стихо—сотворенье?
Зачем тома стихов, где сонм теней?
Но я пишу, пишу стихотворенья,
Чтоб после жизни всё ж остаться в ней.
Путь к себе. Призвание. Судьба
***
Когда—то выбирала я свои пути—дороги,
Не к тем прислушиваясь сердцем голосам.
Мне диктовали: долг, необходимость и тревоги, —
Казались значимей они судьбы весам,
Чем жалкие потуги вдохновенья:
И ум ещё не развит был, и опыт мал,
Влиянье
