к исходу дня не возьмем перевал рядом с Дудкази, духи просочатся, как вода из решета…
– Нам бы Дудкази удержать, – проворчал Герасимов.
– Комэск ни черта не может сделать.
– Напалмом бы их залить, – сказал Кокун.
«Куда б его послать?» – подумал Герасимов обреченно.
– Слушай, сходи спроси, скоро обед будет?
Кокун молча вышел.
Герасимов хлебнул воды из бутылки. Даже теплая минералка была приятной, пузырьки щекотали полость рта, обжигали горло. Несколько капель пролилось на куртку, и образовалось еще одно темное пятнышко – рядом с невыцветшим прямоугольничком от колодки Звезды Героя.
Командир пытался понять, почему так скоро, непредсказуемо скоро была деморализована рота Шевченко, почему так странно гибнут у него люди. Несчастливое стечение обстоятельств? Он знал, что такое срывы у людей, – и он не давил до конца на «железку». Но человек заменим. Трудней заменить роту, тем более сейчас. «Продержаться бы им еще часа четыре-пять».
– Давай связь с Шевченко, – вдруг потребовал он у начштаба.
И Герасимов вновь просил ротного держаться, обещая скорую помощь. Знал, что обманывает. Но на войне, считал он, обманывать приходится всем. Солдату – когда грабит, командиру роты – когда все это скрывает, комполка – когда приказывает, обещает и тоже покрывает… Ну, а правительство, если в целом, – оно вообще делает вид, что здесь ничего не происходит.
Он вышел из-под навеса, закурил сигарету. Подошел Кокун.
– Прапор говорит, можно прямо сейчас идти обедать.
– Да какой, к черту, обед! Там рота Шевченко загибается!.. Давай, Кокун, в батальон. Будешь меня обо всем информировать. И никакой самодеятельности!
Кокун приложил руку к панаме и удалился. Герасимов проводил его взглядом и вдруг сказал:
– Македонский говорил: «Ничто не в состоянии защитить труса». А я скажу так: никто не в состоянии защититься от дурака.
Начштаба кивнул молча, с трудом поднял покрасневшие глаза.
– Наградить медалью, мать его… – Герасимов выругался от души, – да и отправить…
– В Академию ГШ, – вздохнул начштаба.
– Ни хрена! – отрубил Герасимов. – Сразу же после операции выхожу на командующего. К черту…
Шевченко готовился к смерти. Командир не смог помочь ничем, даже водой и боеприпасами. «Держитесь». Вертолетчики низко не летали, стрелять и бомбить не решались. Артиллерия могла лишь замесить и тех и других в один кроваво-пыльный фарш.
«Если и придется помереть, то сделать это надо аккуратно», – думал Шевченко. Он достал из кармана последние письма, которые в отличие от документов всегда носил с собой.
«Товарищ капитан! С гвардейским приветом к вам бывший сержант, а ныне – рядовой дисбата Василий Богомазов…» Богомазов сломал молодому
