Крайновский. Надеюсь, возмездие не заставит себя долго ждать…
Лодка остановилась. Пассажиры сошли на берег. Глория чуть замешкалась.
– Будем рады видеть вас снова на острове Шуазель, – улыбнулся ей старый капитан. – Вижу, он вам полюбился.
– Полюбился, – сказала Глория. – Милый остров. Спасибо за гостеприимство.
– Возьмите на память венок из орхидей, – предложила юная островитянка. Глория нагнулась, чтобы она могла надеть их ей на шею.
– Вы очень красивая, пани. Желаю вам любви. Вы достойны большой любви, – сказала островитянка.
– Спасибо, – Глория улыбнулась. Впервые за год тревог и огорчений она почувствовала себя счастливым человеком. Решила:
– Пусть невзгоды остаются на острове Шуазель. В Европе все будет по-иному. Там ждет меня большая любовь, которой я достойна.
Глория поднялась по трапу самолета, заняла место у иллюминатора. Задумалась.
– Не помешаю, пани? – кто-то сел рядом. Глория повернула голову. Онемела. Перед ней Маури в наряде европейца. Черные волосы гладко зачесаны назад. Улыбается.
– Вот ваше колечко. Вы его случайно в номере забыли, – говорит без акцента, усаживается рядом. – Дайте вашу руку. Помните, вы – моя… пани.
– Пустите меня, – Глория попыталась встать, но Маури с такой силой сжал ее руку, что она поняла, ничего не исправить. Он не отпустит ее. Она – пленница. Стало плохо и тоскливо. Непрошенные слезы потекли по щекам. Глория отвернулась к иллюминатору.
Самолет набрал высоту. Остров остался далеко позади. Черные волны стали белыми и слились с горизонтом. Было непонятно: вода перетекает в небо, или небо – в океан. Не нужно было понимать.
– Нужно принять все так, как есть, – поговорил Маури. – Мы не желаем пани зла. Мы ее защищаем от зла.
Глория повернула к нему рассерженное, заплаканное лицо, сказала раздраженно:
– Я была бы счастлива остаться без вас, без вашей защиты. Вы – причина всех моих несчастий. Вы заставляете меня страдать. Вы…
– Я тэбья лублу, – улыбнулся он, вновь заговорив как островитянин.
– Болтун, – проговорила сквозь зубы Глория.
– Больтюн, – повторил он. – Больтюн. Да. Маури лубит больтать с мылэнькими пани. Ты моя мылэнька.
– Я никогда не буду твоей, никогда, запомни это, – проговорила она.
– Будэш, – крепко сжав ее руку, сказал он. – Уже есть…
– Ты не заставишь меня тебе повиноваться. Я не островитянка. Я…
– Тишэ. Слышкам многа слов. Я не понимаэт. Давай помолчым до Рима.
– Что? – Глория побледнела. – Разве мы летим в Рим? – стюардесса подтвердила.
– Зачем? Я не хочу в Рим. Я не люблю итальянцев, – простонала Глория.
– Я это понял, – сказал Маури, усмехнувшись. – Вы своих чувств не скрываете.
– Ах, оставьте… – Глория осеклась. – Вы не островитянин?
– Нет.
