полированной мебелью. На столе лежал крохотный магнитофон, и из него струилась та самая музыка, которую девушка услышала сначала. В углу стоял телевизор. Весь пол комнаты был устлан пушистым ковром, а на ковре валялся большой красный мяч. В этой комнате тоже никого не было.
Девушка обошла весь дом, но он был пуст. Ей показалось, что она попала в прекрасный заколдованный замок, где всё замерло, где все спят заколдованным сном и вот-вот проснутся от её прикосновения. Ей захотелось снять с плеча сумку, лечь на ковер рядом с красным мячом и остаться здесь навсегда. Девушка вздохнула и вышла из домика.
На калитке следующего дома висела ржавая табличка: «Осторожно, злая собака». Девушка толкнула калитку и вошла. Собак она не боялась. В этом доме, видимо, особенно любили бегонии. Весь палисадник был засажен ими. Таких бегоний она не видела никогда. Громадные, величиной в две раскрытые ладони, опушённые листья зелёного, красного и бордового цвета. Толстые, мохнатые, как гусеницы, стебли. Громадные, в два кулака махровые цветы. Белые, розовые, кремовые, жёлтые, алые, вишнёвые. Их, наверное, были тысячи и от них рябило в глазах. Откуда-то вылез круглый, как шарик, рыжий щенок и в неописуемом восторге бросился к девушке. На дорожке играли дети – мальчик лет четырёх и девочка лет пяти. Оба беленькие, голубоглазые, удивительно симпатичные.
– Кто-нибудь есть дома? – спросила девушка.
– Нет никого. Только мы с Сашей, – деловито ответила девочка.
Вдруг она почему-то застеснялась и спряталась за Сашу. Из-за его спины она спросила:
– Тётя, а вы русалка?
– Я сама не знаю, – ответила девушка с улыбкой. Вопрос оказался очень трудным. Сказать, что русалка, – значило бы обмануть девочку. Если же нет – разочаровать её, отнять у неё сказку. Девушка направилась к следующему дому, оставив в садике Сашу и недоумевающую девочку, которой очень хотелось, чтобы тётя всё-таки оказалась русалкой и которая не очень-то верила, что такая большая тётя не знает сама, русалка она или нет.
Из-за двери третьего дома доносились гаммы. Кто-то играл на пианино. Это уже было лучше. Значит, дома кто-то есть. Девушка постучала. Звуки гаммы замерли и низкий женский голос приказал ей войти. Девушка вошла в старинную довольно тёмную комнату, обставленную тёмной мебелью и с тёмными полуопущенными шторами. В глубоком кресле с вязанием в руках сидела строгая седая старуха в чёрном. Из-за рояля с любопытством выглядывала девочка лет восьми. Она была мулатка, с чётко выраженными негроидными чертами лица и с шапкой чёрных, закрученных штопором волос.
– У вас комнаты сдаются? – спросила девушка робко.
– Нет, мы не сдаём, – ответила старуха и почему-то вздохнула. Из третьего дома тоже пришлось уйти.
Хотя ночлега всё ещё не находилось, девушку не оставляло радостное предчувствие чего-то необыкновенного, что вот-вот должно здесь с ней произойти. Море, солнце и сосны были прекрасны. Дома, дети и цветы
