крах.
Когда мы разговаривали, я увидела, подглядывающую в окно женщину, на вид ей около 50. Длинная черная юбка, шаль, небрежно укутавшая её плечи, волосы, собраны на затылке. Немного показалась мне странной.
Как только её заметил этот «муж», она испугалась и убежала. Александр говорит, что это какая-то сумасшедшая. Я опять не верю. Много вопросов задавала ему, но четкого ответа хотя бы на один из них я не получила. В ответах было много воды, но чего-то конкретного не наблюдалось.
Посмотрела на цветущую яблоню за окном и спросила о своем любимом цвете. «Солнце, что за вопрос? Тебе все цвета нравились. Четкого предпочтения определенному цвету ты не отдавала» – он врал и не краснел, я чувствовала. «Не может такого быть, – возмущалась я в душе, и хотелось вывести этого лжеца-бизнесмена на чистую воду. – А какой любимый цвет у тебя?» – «Черный» – не думая ответил он. Теперь я убедилась, что в первом случае он врал. Ведь то, как он отвечал на первый вопрос (запинаясь, словно выдумывая) дало четко понять: он врёт.
Не знаю, почему, но у меня вызывают опаску люди, которым нравится черный цвет. Кто-то считает, что это классика. Но, по-моему, если человек замечает вокруг себя лишь черное, у него нет светлого будущего.
Я все слушала и слушала то, что он говорил и с какими эмоциями, и с какой мимикой это делал.
Мне не нравилось его слушать, я ему не верила и не верила в то, что я была такой стервой.
Мне не давала покоя та женщина, которую я увидела в окне и, по-моему, на сумасшедшую она не смахивает. Не могу её забыть. Мне кажется, что она и есть той ниточкой, которая ведет к моему прошлому, она что-то знает.
Постоянно смотрел на часы. Золотые.
– Мне пора, дорогая. Извини. Мне нужно зайти ещё к твоему лечащему врачу.
– Да, конечно. – подставила неохотно свою щеку для его поцелуя.
Как только дверь захлопнулась, я вскочила с кровати и решила проследить за новоиспеченным муженьком.
Благо, что в коридоре никого не было… Он зашёл в какую-то комнату, но дверь до конца не захлопнул. «Ординаторская» – синяя табличка с серебристой надписью на белой крашенной двери.
Я посмотрела вокруг – никого. Стала возле двери, как шпионка. Моя светло-розовая пижама из хлопка сливалась с выкрашенными до половины в непонятный то ли жёлтоватый, то ли розоватый цвет больничными стенами.
– Она вспоминать начнёт скоро, не волнуйтесь. – я сразу узнала Ефим Георгиевича по голосу.
– Понимаете… – начал Александр. – Это, конечно, хорошо, что вспоминает. Но подумайте сами, до аварии она была не совсем хорошим человеком, к тому же постоянные заскоки, как сумасшедшая…
– К чему вы ведёте? Меня другие пациенты ждут. Говорите прямо. – голос врача резко переменился.
– Ей не нужно вспоминать. У неё сейчас другая жизнь начнётся. Новая.
Длительная пауза. Александр не хочет, чтобы я вспоминала. Ему, явно есть, что скрывать. Мне ещё больше
