(гл. 5). В 1906 г. введена в действие гл. 2 «О нарушении ограждающих веру постановлений»[400].
«Давая оценку Уголовному уложению с точки зрения остро соперничавших в тот период классической и социологической школ, можно сказать, что в этом нормативном акте преобладали идеи классического направления. В то же время влияние концепции социологической школы выразилось в статьях Уголовного уложения о возможности досрочного освобождения осужденных от отбытия наказания в случае “одобрительного их поведения”, об усилении ответственности при совокупности преступлений и при совершении нескольких тождественных или однородных преступных деяний “по привычке к преступной деятельности или вследствие обращения такой деятельности в промысел” и в ряде других норм Уложения»[401].
По мнению ряда дореволюционных криминалистов, Уголовное уложение государственные преступления характеризует более точно, чем прежние законодательные акты[402].
П. Н. Малянтович и Н. К. Муравьев, критически оценивая возможности уголовного закона в сложившейся ситуации в целом, отмечают: «Надлежащая юридическая конструкция возможна лишь в государстве конституционном. Где нет конституции, нет и важнейшего отличительного объекта государственных преступлений. Охрана существующего строя поглощается здесь охраною интересов отдельных лиц»[403].
7.1. Бунт против верховной власти и преступные деяния против священной особы императора и членов императорского дома
В литературе объектом государственных преступлений признавалось самое существование государства, его территориальная целостность и независимость. Государство же воплощается в образе правления и в носителе державной власти, поэтому к бунту – деянию, направленному на «внутреннее бытие» государства, – отнесены посягательства на священную особу царствующего императора как верховного самодержца России, самодержавный и неограниченный образ правления, порядок наследования престола, территориальную целостность России[404]. Именно указанным обстоятельством можно объяснить, что гл. 3 «О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и членов Императорского дома» Уголовного уложения, судя по ее названию, хотя и ставит на первое место ответственность за бунт, фактически же приоритет отдает обеспечению неприкосновенности государя императора[405]. Согласно ст. 99 Уголовного уложения преступление характеризуется:
1) посягательством на жизнь как самого царствующего императора, так и императрицы, а также наследника престола; деяние совершается умышленно[406], неосторожное же причинение смерти не может признаваться государственным преступлением и подлежит наказанию в зависимости от обстоятельств дела по нормам о преступлениях против личности[407];
2) причинением вреда здоровью независимо
Н. Ф. Кузнецова подчеркивала: «Вошли в законную силу самые реакционные главы… Беспрецедентная для неповоротливой законодательной власти оперативность объяснялась просто – страх перед народными революциями… Нетрудно заметить, что столь поспешно введенные в действие главы входили в очевидное противоречие с принципом законности, закрепленным в понятии преступления как деяния и ненаказуемости убеждений, ненаказуемости самого по себе умысла и его обнаружения вовне» (Полный курс уголовного права. В 5 т. / под ред. А. И. Коробеева. СПб., 2008. Т. 1. Преступление и наказание. С. 147).
См. также:
Уголовное право России. Общая часть / под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Волженкина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 142.
См.:
См.:
Проблема места норм о посягательствах на государя императора в системе Особенной части Уголовного уложения обсуждалась во время подготовки его проекта. «Особое Совещание при Государственном совете рассуждало, что выделение из главы о мятеже преступных деяний, заключающих в себе оскорбление Величества и связанных с ним преступных посягательств против членов Императорского дома, в особую главу вряд ли может быть признано вполне целесообразным. В сем отношении следует иметь в виду, что Особа Монарха, по Основным законам, является одновременно Верховным Главою государственного управления и физическим лицом, в коем воплощается Державная власть. Оба эти свойства, сливаясь во внешнем своем выражении, не могут различествовать и по существу. Поэтому всякое посягательство на какое-то ни было благо физической личности Главы государства должно, по природе своей, заключать в себе одновременно и элемент посягательства на такое лицо, как на средоточие власти Верховной, как одно из основных условий государственного устройства» (Журнал Особого Совещания при Государственном совете. СПб., 1901. С. 206).
Умысел при этом должен охватывать знание виновным, что лицо, на жизнь которого он покушается, является главой государства, так как «неведение обстоятельства, которое усиливает ответственность, устраняет вменение в вину усиливающего ответственность обстоятельства» (ст. 43 Уголовного уложения).
«…Статья 99 будет обнимать все виды убийства, – и предумышленное, и умышленное, и убийство в запальчивости и раздражении, и в состоянии превышения пределов необходимой обороны…» (
