вы с папой больше не любите друг друга?
– Почему ты так подумал?
– Вы постоянно ссоритесь…
– Так иногда бывает между взрослыми.
– Да, но в последнее время это случается всё чаще.
– Столько всего навалилось.
– Это я виноват.
– Нет, не думай так, твоей вины здесь нет.
– Вы разведётесь?
– Нет, конечно, нет. Бог свёл нас, мы давали ему обет всегда быть вместе.
– Папа любит тебя.
– Я знаю, но…
– Мама, не ругай его больше. Мне очень больно слушать, как вы ругаетесь.
– Сынок, я постараюсь, честно.
Ален ещё больше прижался к матери и произнёс:
– Всё будет хорошо, детка, я всегда буду заботиться о тебе, – произнёс сын тоном взрослого мужчины.
В ту ночь они ещё долго разговаривали в постели: о Боге, о Джесси, Алену становилось одновременно и легко, и тяжело на душе от этих бесед. Он хотел вернуть отца в их маленький мирок, и в то же время ни с кем не хотел делить мать. Чувство вины за разлад между родителями, за то, что брат умер, дав ему жизнь, увеличивалось, иногда было трудно дышать от этих мыслей. Он высказывал всё это матери, и она понимающе кивала.
– У Бога на всех нас свои планы. И когда-нибудь он призовёт и меня, и папу, и тебя. И мы все вернёмся домой, и нам там будет хорошо и спокойно.
5
Зловонные улицы «гетто»…
Они переехали сюда в надежде хоть как-то улучшить свою жизнь. Алену не понравилось здесь. В этом большом городе он боялся затеряться: слишком много людей, слишком много машин.
Они вошли в крохотную квартирку на пятом этаже: ободранные стены, старая плита на кухне, скрипучие двери. Грэйс обозревала это «богатое» убранство со слезами на глазах.
– Ничего, милая, – обнял её Уильям – со временем всё изменится к лучшему.
– А церковь хоть здесь есть?
– Да, конечно, неужели ты думаешь, что я бы об этом не подумал?
Она высвободилась из его объятий и пошла на кухню. Ален побежал за ней.
– Мама, мы здесь будем жить? – в его голосе слышалось отчаяние.
Мать подтвердила его опасения кивком головы.
– Сынок, ты слышал, что сказал отец? Это ненадолго.
– Можно, я пойду на улицу?
Женщина снова кивнула. Ален вышел за двери, прихватив с собой гитару. Он немного умел играть на ней, дядя показал ему несколько аккордов. Дальше он пытался играть на слух. В этом ему помогала старенькая радиола. Негритянские госпелы, и блюзы пели в его душе, требуя выхода.
Он уселся на, нагретый за день, бордюр и коснулся струн, напевая вполголоса. Чистый детский голосок привлёк соседей, вскоре вокруг него образовался небольшой кружок людей. Кто-то подыгрывал ему на таких же дешёвых инструментах, кто-то подпевал. Находясь во власти песни, Ален не сразу заметил слушателей, но когда послышались
