Медведкина не притащила к Грегоровичу набор сценических костюмов «неделька».
Тогда что он тащил?
Разумнее всего было уйти, отчитаться о выполнении просьбы и остаток времени посвятить своей непосредственной задаче. То есть слежке за Решетниковым. «Маячок бы надо исхитриться поставить на него, чтобы быть в курсе всех перемещений. Благо Илюшин крутанулся и добыл высокоточную технику».
Но Сергей колебался. Макаром Илюшиным руководило бы любопытство. Бабкиным двигало совсем другое чувство: его использовали втемную, и он слегка сердился.
«Она не должна тебе докладывать, что у нее там на самом деле. Сказала первое, что в голову пришло».
Разумно. Но чем дольше Бабкин смотрел на сундук, тем сильнее ему хотелось узнать, что внутри.
Определенно, сам дом Грегоровича провоцировал на то, чтобы совать нос куда не следует. «Как говорит Илюшин, лишней информации не бывает». С этой мыслью Бабкин взялся за фигурную скобку и откинул крышку.
В сундуке, скрючившись и неловко поджав ноги, лежал Андрей Решетников и невидящими глазами смотрел куда-то вбок. Шею его пересекала широкая красная полоса.
Кто бы ни перерезал администратору горло, он сделал это не больше получаса назад.
Первое: крепко выругаться.
Второе: бросить взгляд на часы, запоминая точное время обнаружения трупа.
Третье: позвонить Илюшину.
Из этого списка Сергей Бабкин успел выполнить только первые два пункта.
Глава 3
Сложнее всего оказалось выбрать правильное место для фотографии. Как будто ее спрятали, но недостаточно тщательно. Ни в коем случае не выложить напоказ, чтобы она бросалась в глаза. Но и не перестараться: Анжела должна наткнуться на снимок, иначе весь план пойдет псу под хвост.
Олеся прислушалась. Кто-то идет?
На случай, если ее обнаружат в чужой комнате, она заготовила дюжину одинаково малоправдоподобных объяснений. Но проще всего соврать, что перепутала двери. Перебрала спиртного и ввалилась пьяная не туда.
Поэтому за ужином пришлось налегать на шампанское. Гагарина его терпеть не могла, предпочитала хорошую водку, а еще лучше – самогон. Да под соленые грузди, да с отварной картошечкой!
В животе настойчиво забурчало.
Шиш вам, Олеся Степановна, а не грузди с молодой картошкой. Или хотите ползать стокилограммовой тушей? Моржихой, вытащенной на сушу?
Не хотите? Вот и держите себя в руках. Жрите шпинат, как вечно озабоченная своим весом Медведкина, и не выпендривайтесь.
Олеся обежала глазами комнату. Взгляд ее задержался на пиджаке, небрежно брошенном на стуле.
Хороший пиджак. Кожаный. Родом из девяностых. У Вороного весь стиль такой, из девяностых. «Умрите все от зависти» называется.
– Умрем, умрем, – пробормотала Олеся. – Сдохнем под забором.
Она сунула фотографию во внутренний карман пиджака, так, чтобы
