проснулось в душе мальчика. Эти волосы словно бы защекотали тыльную сторону его руки. Мальчик проник в дом, проскользнул мимо длинного стола и кроватки со спящим ребенком, а затем пробрался в комнату, в которой спали женщина и мужчина. Его тело помнило планировку дома, мальчик как будто проделывал путь от входной двери до спальни тысячи раз. Он осторожно приподнял одеяло, залез под него и прикрыл глаза. От женщины знакомо пахло хозяйственным мылом и сушеным табаком. Этот запах, вроде бы забытый, все же глубоко засел в его памяти. От женщины исходило тепло. Что-то сжалось в груди мальчика.
Он ушел из дома прежде, чем она проснулась.
Мальчик не видел, как женщина будила мужа, не слышал, как она говорила ему, что ей показалось, будто за ней кто-то следит, а еще она видела во сне сына. Мальчик больше не возвращался в тот дом. Он вернулся в лес, чтобы там найти пристанище и раздобыть себе пищу. Он искал место, где кожу не жжет нещадно солнце.
На берегах мутной реки Дан, недалеко от переправы Бойда, раскинулся городишко Кэтспо, названный так из-за того, что очертания долины, в которой он лежит, напоминали кошачью лапу. Речная глина придала ему коричневато-желтый цвет, а в воздухе стояла вечная пыль, поднимаемая копытами лошадей и мулов. Паводки, этот бич переправы Бойда, в дальнейшем заставили обитателей Кэтспо перебраться повыше, на холмы, но в описываемое нами время городок еще бурно развивался. Мальчик шел вдоль излучины реки Дан, пока не наткнулся на город. Открывшееся ему зрелище пугало, но в то же время сулило новые возможности. Прачки кипятили на очагах огромные чаны с бельем, а мыльную воду выливали в речку. Мужчины управляли с помощью длинных жердей плоскодонными лодками. Лошади тянули фургоны вдоль берега и по городским улочкам. В каждом фургоне сидели мужчины и женщины. Какофония, в которую сливались звуки, издаваемые водой, людьми и фургонами, пугала мальчика. Его встревоженный взгляд метался из стороны в сторону, пока не остановился на мерно покачивающемся подоле ярко-голубого платья какой-то женщины. Мальчик спрятался за стволом дерева, прикрыл уши руками и постарался замедлить биение своего сердца. Он вслушивался в дыхание реки.
А затем послышался этот чудесный звук…
Под крики зычного голоса глашатая в город въезжала труппа бродячего цирка – разношерстное сборище жонглеров, акробатов, фокусников, гадалок и животных. Возглавлял их Гермелиус Пибоди, самозваный духовидец и мечтатель, подвижник в сферах развлечения и обучения, полагавший, что циркачи и животные («считающая» свинья, которую объявили ученой, лошадь-карлик и вращающаяся на одном месте лама) служат инструментами для излечения человеческих душ и наполнения кошелька самого мистера Пибоди. В лучшие дни он считал себя непревзойденным авторитетом, в худшие – местные жители оказывались невосприимчивыми к его идеям просвещения и гнали циркачей вон из города.
На свежевыкрашенном в голубой цвет фургоне, в котором перевозили свинью, гордо значилось имя
