пол-кувырка, зацепилась за что-то, и замерла, раскачиваясь. Кирилл выворотил дверцу и выскочил наружу. Один из мячиков вывалился вслед за ним.
Гора над ними шла под сорок пять градусов, и джип стоял днищем вниз. Бок его упирался в безлистое колючее деревце, усыпанное красными мелкими сливами. В полуметре от деревца начиналась пропасть.
Кирилл покачнулся и сел у пропасти, прямо на вывалившийся из машины мячик. Мячик был неудобен и ребрист, и когда Кирилл встал, оказалось, что это граната. Кирилл отряхнул брюки и отдал гранату подошедшему к нему Хагену.
– С тебя десятка, – сказал Кирилл.
– Вот еще, – возмутился Хаген, – эй, Ташов, достань-ка лебедку!
К изумлению Кирилла, джип все-таки взъехал на гору. Хагену понадобилось на это полтора часа. Впрягаться в лебедку Ташову пришлось еще дважды, а один раз он встал на подножку, чтобы удержать своим весом машину, проползавшую в полколеса над пропастью.
Дорога давно пропала, – широкие полосы высокой травы сменялись кустами и скальными щербинами. Кирилл категорически отказался сесть в машину, и взбирался сбоку, махнув рукой на проигранное пари. Медное донце солнца сверкало над горами; бурые скалы были отделаны бархатным мхом и серыми острыми колючками. Щегольские ботинки Кирилла исцарапались и покрылись какой-то сизой пыльцой. Кругом были горы, небо и ветер, и Кириллу казалось, что можно так вечно идти, кроша в пыль сухие комочки мха и вдыхая пряный, чуть разреженный воздух, и если идти достаточно долго, можно дойти до неба.
Последние сто метров гора стала совсем пологой, покрылась золотым руном альпийского луга, и Хаген проехал эти сто метров за рулем, оставляя за джипом две мятые колеи в высокой подсохшей траве. Потом машину слегка тряхнуло на камнях, она въехала на вершину хребта и остановилась. Тут же, слева, начиналось кладбище, справа гора снова уходила вверх, обрастая сочным зеленым кустом, переходившим в настоящий горный лес, – невысокий, но густой и запутанный, из мелких корявых дубков и сгорбленных сосен.
У кладбища не было ни ограды, ни названия: просто из колючих трав торчали неровные тонкие плиты, украшенные арабскими буквами и кое-где – знаками газавата. Трава была как-то гуще и выше той, что на склоне, и метрах в ста стояла могила шейха, игрушечный домик со столбиком-минаретом, а за зияратом начиналось небольшое село.
Исчезли из мира стальные небоскребы Сити, бутики, кредитные карточки и бонус по итогам года; над Кириллом было только небо и солнце, а под ним – лишь жесткая щетка трав и белые надгробья, вырастающие из белых костей скал.
Хлопнула дверца джипа. Хаген встал с водительского сиденья, довольно улыбаясь, сел на капот, поболтал длинными сильными ногами, обутыми в мягкие черные мокасины со шнуровкой, и, осклабясь, сказал:
– Ты проиграл пари.
Сухо треснул выстрел.
Пуля калибра 12,7 мм вошла в колесо точно под ногами Хагена. Джип вздрогнул и осел.
– Ложись! –
