в постель. – Студенты не платят взносы, понимаешь, Джеймс, а Колесникова не справляется… декан зачётку… песец! – засыпая половиной мозга, обрисовывал я ситуацию.
Я даже не заметил, как Ваня взял обмотанную изолентой монтировку и вышел из комнаты, приставив на место нашу традиционно полуоторванную дверь.
Утром я проснулся уже второй половиной мозга и понял, что стал жертвой какого-то насилия. Иного объяснения тому, что я лежу в постели и весь усыпан, как среднеазиатская невеста, бумажными деньгами, найти мне было трудно.
Ощупал себя всесторонне, посмотрел под кровать, попил воды. Под раковиной обнаружилась коробка из-под обуви, в которой тоже были деньги. Деньги были ещё на полу и даже в сортире. Ощупал себя ещё раз. Отлегло от сердца, не так уж я и свеж был, чтобы за моё потрёпанное житейскими бурями тело платили такие бешеные деньжищи. Тем более что и Ваня спал среди синих и красных бумажек. А он-то просто так не сдался бы.
Собрал Ванятка за ночь адское количество рублей. Нет, не только с историков, он методично прочесал два общежития, заглянул и к юристам, и к филологам. Сначала трезвым собирал, объясняя ситуацию с задолженностью, а потом где-то разговелся и стал просто так входить с монтировкой и уходить уже с купюрами.
«Лет семь, – думал я, разглядывая собранные кучей дензнаки, – как минимум. На зоне надо будет в придурки постараться попасть. В библиотеку или в прачечную, самодеятельность поднимать».
В голове лаяли конвойные собаки и лязгали запоры этапных вагонов.
Отучился ты, Джим, отучился…
Деньги мы с Ваней сдали в комитет комсомола. Я успел написать красивым почерком обращение к М. С. Горбачёву от лица студенчества. В комитете, увидев меня с петицией и причёсанного Ваню с коробкой денег, сначала не поверили глазам.
– Это наш почин! – торжественно произнёс я взволнованным голосом коммунара. – На памятник первым комсомольцам нашей области. И ещё тут задолженность по взносам…
На съезд ВЛКСМ Ваня поехал один. Мою кандидатуру зарубили в комсомольском обкоме.
Прошлое
Проезжал мимо своего первого адреса в Самаре. Снимал в 1986 году комнату у одного странноватого бывшего инженера, женатого на не менее странноватой учительнице рисования.
Инженер был рыбак. Жена лила из гипса фигурки. Вязки чехони, низки воблы, веревки с лещами на все комнаты протянуты. Снасти по углам. Лодка в коридоре. И все это благоухает то так, то эдак среди гипсовых бюстов и каких-то посмертных масок.
Правда, не все маски были посмертные. Два раза хозяйка снимала гипсовые слепки с моего выразительного лица. Не знаю, чего она хотела этим добиться. Но упорно уговаривала продолжить творческие эксперименты с моим увековечиванием.
Одну маску подарила мне. В полном обалдении держал в руках своё гипсовое лицо, тревожно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Это как скальп свой держать в трясущихся руках под свист прерий.
Повесил
