этапе. Мы должны создать себе такой имидж, который бы их привлекал. Причём, постоянно, а не разово.
Зильберман умел говорить красноречиво, любил подавлять своих противников в споре многочисленными аргументами, многим казавшимися неоспоримыми. И чем длиннее бывали его монологи, тем больше он заводился, начиная сопровождать свою речь активной мимикой, жестами рук. Вот и теперь он вещал с напором, постепенно взвинчивая себя, и его круглые, похожие на маслины глаза, зажглись страстным огнём. Ещё до ареста он сделался у Лимонова любимцем, одним из ближайших приближённых. И теперь, как казалось многим, вера Лимонова в рижского «гау» только крепла с каждым месяцем. Передавая с немалыми ухищрениями из Лефортовского каземата обращения к членам организации, он повелевал в них прямо и однозначно: слушайте умного товарища Зильбермана, идите за ним.
Зачастивший в последние месяцы в Москву этот даровитый, но эксцентричный журналист, основавший на закате советской поры первую в стране порногазету, осваивался в московском «бункере» на удивление быстро. Его идеи и предложения, как правило, бывали неожиданны, зачастую парадоксальны, часто идя вразрез с тем, что партийцы культивировали годами. Как, например, сейчас: завлекать к себе либеральных журналистов, тогда как «Лимонка» уже восемь лет воспитывала партийцев в духе преклонения перед железными вождями, военными походами и битвами, «людьми длинной воли». Однако те, кто общался с ним близко, отлично знали, что этот человек – расчётливый прагматик, презирающий в душе любой эпатаж, а его слова и поступки, какими бы странными на первый взгляд они не казались, всегда бывают подчинены достижению вполне осязаемой, прозаичной цели. Он, в отличие от Евгения Сергеевича, вообще считал, что цель оправдывает средства. И никогда этого в близком кругу особенно не скрывал.
– Привлекать тоже надо с умом, а не абы кого, – произнёс в ответ Концевич. – Какая польза от того, что либеральные журналюги пургу про нас гнать станут? Все эти «Коммерсанты» одна только полоумная интеллигенция и читает, простому народу они до балды.
– Да какое нам дело до обывателей? – отпарировал Зильберман, имевший привычку раздражаться от любых возражений. – Они всегда послушно будут верить в то, что им спустят через СМИ. Общественное мнение в этой стране, – он именно так и выразился – «в этой стране», чем невольно резанул уши всем присутствующим, – формируют не рабочие и крестьяне, а интеллигенция, представители интеллектуальной элиты. А они, в отличие от обывателей, имеют широкий кругозор и способны отринуть стереотипы.
– Уже отринули, – усмехнулся Концевич с сарказмом. – Раньше просто фашистами называли, а теперь, после Алтая, ещё и террористами клеймят.
– Ну и что? Главное – нас показывают, про нас постоянно говорят. Лучше уж сюжеты про терроризм, чем гробовое молчание. Да и пресловутый терроризм, кстати, пугает не всех, кое-кого даже привлекает: мол, надо же, ребята не языком чешут, а дело делают. Ко мне сейчас в Риге кто только не пристаёт,
