если хата в дурные руки попадет. Там ведь и садик неплохой, и огородик. Галя даже картошку успела посадить…
Она еще что-то говорила, но Сахновский почти не слушал. Подбрасывал на ладони связку ключей – самые обычные, даже кольца или брелока для них не нашлось.
Но он-то сознавал, что это не просто ключи от дома тети Гали, теперь принадлежащего ему, но и от новой жизни. И не исключено, что гораздо более интересной и полезной, чем та, которую он, Антон, вел в последние двадцать лет.
Откуда ему было знать, что один из этих ключей отопрет дверь, ведущую к чужой и страшной тайне.
6
День сошел на нет незаметно, хотя Антону он показался бесконечно долгим.
Нотариуса пришлось ожидать минут двадцать, не больше. Жашков – город малолюдный, а главное – пробок на здешних дорогах нет и в помине. Антон, водитель с десятилетним столичным стажем, даже представить такое уже не мог. Это обстоятельство добавило еще одно очко в пользу его решения перебраться в провинцию.
Неожиданно он поймал себя на мысли: а ведь и в самом деле, в последние годы он так и не выбирался за пределы большого города на машине. Отпуск – за рубежом либо в Карпатах, ни в коем случае не садясь за руль и не экономя на комфорте. Собственно, из положенного месяца отдыхал он всего две-три недели. У него даже выработался собственный график: Новый год – в Карпатах или в Праге, майские праздники – в Турции, в конце августа – Египет или Греция. Этим фантазия Антона и ограничивалась; он не страдал от такой стабильности и никогда не испытывал скуки.
Стрессов ему, востребованному хирургу, хватало и на работе, включая выходные: сплошь и рядом возникали экстренные ситуации, когда приходилось оперировать по воскресеньям.
Именно поэтому, войдя в калитку одноэтажного дома средней руки, в котором он не бывал с тех пор, как окончил школу, Антон Сахновский остановился посреди двора и полной грудью вдохнул покой. И еще раз, но даже острее, чем обычно, ощутил, насколько устал. Он бы назвал эту усталость смертельной, но, как и большинство врачей, относился к определениям такого рода с осторожностью. И только гораздо позже отметил: само слово «смерть» вынырнуло из глубин его подсознания непосредственно после того, как он ступил в этот двор и сделал несколько шагов.
Впрочем, тогда он не придал этому ни малейшего значения. Еще несколько раз глубоко вздохнул, словно промывая легкие, и поднялся на крыльцо.
Оно было уже не тем, что в его детстве. Прежнее, деревянное и сильно обветшавшее, тетя Галя заменила надежным кирпичным сооружением. Но то крыльцо все еще жило в его памяти: старое, со скрипучими ступенями, некрашеное, вдвое более широкое, чем нынешнее. Из-за этого фасад дома теперь выглядел каким-то незавершенным, кургузым. Рука помимо его воли дрогнула и поднялась: он собирался постучать, как всегда, когда приходишь в дом к чужим. Поймав себя на этом, Антон усмехнулся – чужие здесь не ходят! – и решительно вставил ключ в замочную скважину. Один оборот, второй – дверь распахнулась под его нажимом, и он вошел.
Из
