побеспокоила. Мне хотелось вам сказать, но при нем нельзя. Вы видели, что это за человек. С какими людьми мне приходилось быть знакомой, и вот теперь. Грубый, необразованный человек – все, что заработаю – проигрывает, прогуливает! Бьет, тиранит… Э, да что и говорить?
У нее на глазах появились слезы.
– Да вы бы бросили его!
– Не могу. Вы знаете, чем я занимаюсь. Пить, есть нужно. А разве в моих делах можно обойтись без мужчины? Вы знаете, какой народ здесь? А его боятся: он кого угодно за двугривенный убьет. Вы говорите – разойтись… если б вы знали.
– Вы что-то хотели сказать мне?
Она отвечала В.М. Дорошевичу не сразу:
– Постойте… Постойте… Дайте собраться с духом… Я так давно не говорила об этом… Я думала только, всегда думала, а говорить не смею. Он не велит… Помните, я вам говорила, что хотелось бы в Россию? Вы, может быть, подумали, что опять за теми же делами… Я уже стара, я больше не в силах… Мне только хотелось бы повидать детей.
И при этом слове слезы хлынули градом у Золотой Ручки.
– У меня ведь остались две дочери. Я даже не знаю, живы они или нет. Я никаких известий не имею от них. Стыдятся, может быть, такой матери, забыли, а может быть, померли… Что ж с ними? Я знаю только, что они в актрисах. В оперетке, в пажах. О, Господи! Конечно, будь я там, мои дочери никогда бы не были актрисами. Я знаю, что случается с этими «пажами». Но мне хоть бы знать только, живы они или нет. Отыщите их, узнайте, где они. Не забудьте меня здесь на Сахалине. Уведомьте меня. Дайте телеграмму. Хоть только живы или нет мои дети. Мне немного осталось жить, хоть умереть-то, зная, что с моими детьми, живы ли они. Господи, мучиться здесь, в каторге, не зная. Может быть, померли. И никогда не узнаю, не у кого спросить, некому сказать!
Перед В.М. Дорошевичем рыдала старушка-мать о своих несчастных детях. Слезы, смешиваясь с румянами, грязными ручьями текли по ее сморщенным щекам…
– Не ушли меня, никогда бы я до этого своих дочерей не допустила!
В.М. Дорошевич хотел было пожалеть Соньку, но она, сама того не ведая, тут же показала ему свое истинное лицо.
– Не желаете ли воспользоваться моими услугами? – украдкой спросила она.
В ответ на недоуменный взор В.М. Дорошевича Сонька пояснила:
– На Сахалине, господин, это вольно. Сюжеты от десяти лет!
В.М. Дорошевич понял, что она предлагает ему для интимной связи молоденьких девочек.
– Ну как же, послушайте, вы этим занимаетесь? О своих детях вон как убиваетесь, а чужими торговать можно?!
– Да ведь я разве от себя поставляю, – спокойно отвечала Сонька. – Я по поручению родителей. Ведь стоило вам ко мне зайти, вы заметили, меня вызвали. Знаете, зачем вызвали? Поселенец вызвал, дочь у него двенадцати лет. Уж ты, говорит, Ивановна, ежели что потребуется, мою Анютку не обессудь. Да вот, посмотрите, вон дожидается!»
Жизненный путь Соньки вполне типичен для воровки,
