любят, это сразу видно. А Наташа, знаешь, – вдруг вспомнила она, – даже семью одну восстановила.
– Это как? – улыбнулся Альгердас.
– Довольно неожиданно. Через книги. К нам вдруг стал ходить мужчина, Никитиного примерно возраста. Ходит, газеты читает, журналы – все вечера в читальном зале сидит. А это ведь необычно. Мужчины в расцвете лет вообще редко в библиотеку ходят, а тем более так подолгу в читальном зале не сидят. Ну, Наташа его и разговорила потихоньку. Оказалось, от него жена ушла. То ли другого полюбила, то ли еще какая-то глупость среднего возраста с ней приключилась. Ушла и дочку четырнадцатилетнюю с собой забрала. Вот как раз жену его мы отлично знали, она к нам раньше часто ходила, а стала редко. Он все книжки про холотропные модели сознания искал, – улыбнулась Мадина. – Думал, что ему готовые модели помогут. Вообще, очень его было жалко, он совсем растерялся. И Наташа стала ему и его жене одни и те же книги подсовывать. Чтобы они про одно и то же думали и одинаково чувствовали.
– Ну да! – не поверил Альгердас. – Думаешь, люди чувствуют то, о чем читают?
– Может, и не совсем то, но в их случае это сработало. Его исключительно философия интересовала, и жена его тоже философией увлеклась. Правда, Наташа с ними и разговаривала ведь еще, и подолгу. Не смейся, – сказала Мадина, заметив, что он улыбнулся. – Ведь помогло же!
– Что, жена к нему вернулась?
– Представь себе. Сначала стала чаще к нам ходить, книжки брать. Хайдеггера прочитала. Потом они в читальном зале встретились. Потом еще раз, и еще… И она к нему вернулась.
– И что? – спросил Альгердас.
– Пришли в воскресенье все втроем, с дочкой. Он сиял, как медный тазик. Взял детектив, жена любовный роман, а девочка «Гарри Поттера».
Альгердас расхохотался.
– И настал конец философии! – сказал он.
– Да. – Мадина улыбнулась тоже. – Ну и пусть.
– Я понял, что ты имела в виду. – Он смотрел на нее светлыми, как летящий над его головой снег, глазами. – Тебя в самом деле трудно представить в таком качестве.
– В каком? – не поняла Мадина.
– В таком… Просветительском. Трогательном и примитивном. Ты сложнее. То есть в тебе простота и сложность очень необычно переплетены.
Мадина почувствовала, что у нее розовеют щеки. Это не было банальным комплиментом. Это значило, что Альгердасу не все равно, что она такое, значило, что ему важно происходящее у нее в душе, что его отношение к ней глубоко и серьезно… Очень много это значило!
Она смотрела в его глаза и задыхалась от растерянности. И от растерянности же вдруг спросила:
– А почему твой папа рано умер?
Альгердас не удивился ее вопросу.
– Погиб, – ответил он. – Неожиданно.
– Но разве этого вообще можно ожидать?
– Ну, бывают же профессии, от которых всего можно ожидать. Моряк-подводник, что ли. А он был просто художник-оформитель.
