необходимым для государства, от которого сознают себя зависимыми… Во-вторых, … граждане подчиняются велениям отдельных лиц, признаваемых органами государственной власти»[6]. В качестве принуждения власть рассматривается как «соответственные специальные, то есть ограниченные определенной областью поведения, обязанности одних – права других»[7]. Иногда власть сводится к органам государства[8]; «общество создает себе орган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних нападений. Этот орган есть государственная власть. Едва возникнув, он приобретает самостоятельность по отношению к обществу…»[9]. Власть приравнивается к полномочиям, выполняемым органами государства: «Верховная власть государства в принципе так же едина, как и само государство. Она не представляет собою совокупности отдельных полномочий, между которыми существуют пробелы, но есть связное: единство»[10].
В советской литературе власть признавалась, например, в качестве функции, она «есть необходимая функция любого коллектива по руководству своими членами для налаживания совместной деятельности»[11]. Аналогичный подход встречается и в современной литературе. «Любая власть, в том числе государственная, – пишет Г. Н. Манов, – это особая функция по руководству, управлению и координации волевых действий людей. Проявляясь в них, государственная власть не сводится только к этому. Она есть нечто большее. Государственная власть ведет к установлению таких отношений, в которых она выступает как высший авторитет, добровольно или вынужденно признаваемый всеми членами социального общества… Власть, подчеркнем еще раз, – это сила, которая способна подчинять»[12]. Некоторые авторы во власти видят волевое отношение. «Государственная власть – это возникающее на основе социальной асимметрии в обществе и обусловленное потребностями управления им социальное волевое отношение, в котором одной из сторон является особый политический субъект – государство, его орган, должностное лицо»[13]. Власть характеризуется как «публично-политическое отношение господства и подчинения между субъектами, опирающееся на государственное принуждение»[14].
А. Ф. Малый отмечает, что имеющиеся в литературе дефиниции государственной власти «носят скорее политологический, чем институциональный характер. Однако воплощение теории разделения властей в конституционной практике современной России высвечивает проблему понимания государственной власти не только как политологической категории, но и как конституционно-правового института. Термины “власть”, “государственная власть”, “исполнительная власть”, “судебная власть” стали конституционными, а значит, они формализованы и требуют четких дефиниций, раскрывающих их правовое содержание»[15]. Автор полагает, что государственная власть как конституционно-правовая категория имеет два значения, она понимается, во-первых, как совокупность властных государственных
В. А. Лазарева, исходя из понимания государственной власти как права и возможности государства устанавливать порядок в обществе, подчиняя своей воле поведение людей и их объединений (см.:
См.:
В. М. Корельский указывает на предметно-материальное олицетворение власти, определяя ее как политические институты, органы, учреждения, которые упорядочивают совместную деятельность людей специфическими, в том числе принудительными, методами (
По сути, об этом же пишет С. С. Митин, указывая, что власть «обладает качеством социальной предметности, она воплощается в определенных социальных и политических учреждениях, материализуется в них» (
Основываясь на таком понимании государственной власти, Л. А. Воскобитова определяет судебную власть как «реализуемые посредством судопроизводства особые государственно-властные отношения между судом и иными субъектами права, возникающие в процессе рассмотрения и разрешения правовых конфликтов, с целью защиты и восстановления судом нарушенного права и определения мер ответственности виновного или ограждения от ответственности невиновного» (
