и задает ему этот вопрос, теряя его, таким образом, навсегда. Очень по-женски.
Пока я любовалась видом, я услышала чей-то женский голос, который громко звал меня по имени.
– Эй, Джулия! Алло! Алло!
Ко мне по ступеням поднимались Одри и Джоан, разодетые в пух и прах. Стив взял билеты нам всем.
Одри улыбнулась и спросила:
– Как вам понравилась наша беседа? Это вам как-то помогло?
– Да, очень помогло, – ответила я, когда мы входили в здание оперы. – Меня удивило, как хорошо французские женщины справляются с отказом.
– Да, я тоже об этом думала, – сказала Джоан, когда мы вошли в фойе.
– Я считаю, что это как-то связано с нашим воспитанием. Думаю, в Штатах считается ужасным, когда терпишь неудачи, когда делаешь что-то плохо. Родители все время говорят своим детям, что они просто фантастические, и не хотят видеть их неудачниками. Но здесь, – Джоан скривила губы и пожала плечами, – если мы что-то делаем плохо, родители так и говорят нам об этом; если мы были не на высоте, значит мы были не на высоте. И в этом нет ничего позорного.
Мы отдали наши билеты контролерам и зашли внутрь. Неужели, если бы наши родители в детстве нас не баловали, мы могли бы лучше справляться с отказом?
Я была слишком занята беседой с Джоан и Одри, чтобы обратить внимание на то, где я нахожусь. Но затем это одним махом поразило меня. Мы были в зрительном зале «Палас Гарнье», одного из двух театров, в которых располагается Парижская национальная опера. Все здесь выглядело в высшей степени богато: балкон над балконом, сиденья из красного бархата и, куда ни глянь, позолота. Сцена была закрыта занавесом из красного бархата, и надо всем этим висела люстра, которая, согласно информации из программки, весила десять тонн. Мы заняли свои места, и я огляделась по сторонам.
Словно за один вечер я увидела недостаточно красот, парижского великолепия и шарма, в ряду кресел позади нас появился Томас в сопровождении самой миниатюрной и элегантной женщины, какую я когда-либо встречала. У нее были длинные, светлые и прямые, как лучи солнца, волосы, спадавшие чуть ниже плеч. На спутнице Томаса было зеленовато-голубое платье, которое коротко можно охарактеризовать как «сплошной наворот»; на талии оно было присборено, отчего она выглядела так, будто ей самое место на крышке шкатулки для драгоценностей. Я готова была поклясться, что даже со своего места уловила тонкий аромат со вкусом подобранных духов. Томас улыбнулся и помахал мне, а потом показал на свою жену; я видела, как он нагнулся к ней и что-то шепнул на ухо. Она тоже улыбнулась и грациозно помахала мне рукой. Внезапно я почувствовала себя настоящим Андре Гигантом[32] и пожалела, что не оделась получше.
Заиграла музыка, и из оркестровой ямы показался Стив. Он поклонился зрителям, и они бешено ему зааплодировали. Мой дорогой школьный друг принялся размахивать руками,
Андре Рене Русимов, более известный как Андре Гигант (1946–1993) – профессиональный французский рестлер и актер. В результате акромегалии кости у Рене усиленно росли, вследствие чего уже в детстве Андре стал настоящим гигантом.
