себе мадам или миссис. – Она засмеялась. – И насчет детей тоже полный порядок. У меня есть ребенок. Один. Девочка. Четырнадцати лет. Но давай на этом закончим разговор. Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы.
– Но подарок вам сделать я имею право? – спросила я.
– А я имею право твой подарок не принять? – вопросом на вопрос ответила госпожа Антонеску.
– Нет! – закричала я, переходя на «ты». – Не имеешь! Если ты и есть моя мама, так носи свое кольцо!
Я схватила ее руку, разогнула ее кулак и стала силой натаскивать перстень на безымянный палец.
– Ты с ума сошла, Стася? – сказала госпожа Антонеску, всё же позволяя мне надеть кольцо.
– Наверное, – сказала я. – Мы тут все сумасшедшие, кроме дедушки, царствие небесное, который мог вытащить револьвер и мозги вышибить из какого-нибудь кувзара, в случае чего. А мы все выродки какие-то, дегенераты. То есть сумасшедшие, вы правильно сказали, госпожа Антонеску.
Мы поднялись с пола, помогая друг другу.
Я видела, что госпожа Антонеску хочет меня обнять, погладить, хоть как-то приголубить после этого ужасного разговора, и мне хотелось того же самого, но мы обе не прикоснулись друг к другу. Я оглядела госпожу Антонеску с головы до ног. Кольцо сидело на ее пальце. «Ну вот и хорошо», – подумала я и вышла из комнаты.
В коридоре было уже темно. Солнце ушло на другую сторону дома, и круглое окошечко в конце коридора давало совсем мало света. Я побежала по коридору. Я вообще чаще бегала, чем ходила обычным шагом. Побежала по коридору и у самого спуска на первый этаж налетела на папу. Так сильно налетела, что чуть не сбросила его с лестницы. Он ухватился за перила, сделал несколько шагов вниз, едва удерживаясь на ногах, и сказал мне:
– Далли, что с тобой?
– Я прощалась с госпожой Антонеску, – сказала я. – Передала ей твой подарок. Она приняла с благодарностью.
– Какой подарок? – спросил папа.
– Кольцо, – сказала я.
– Какое кольцо?
– Ты что, – чуть не закричала я, – то самое мамино кольцо – изумруд с бриллиантами, которое она при расставании кинула тебе в лицо, в морду, как ты сам изящно выразился, и которое ты мне велел передать госпоже Антонеску, коль скоро я считаю, что она столько лет заменяла мне родную мать.
– Что за бред? – воскликнул папа. – Далли, у тебя жар?
– Это у тебя жар, – сказала я. – Или ты просто лжец.
– Как ты смеешь? – сказал папа и поднялся по лестнице, намереваясь пройти в комнату госпожи Антонесу. Я вцепилась в его сюртук.
– Смею! – закричала я. – Я очень даже смею! А вот ты не смей туда ходить!
Он сверкнул глазами (я даже в полутьме это увидела) и рукой отбросил меня так, что я впечаталась спиной в стену. Смотрел на меня с гневом и насмешкой, потом хмыкнул и направился к двери госпожи Антонеску, которая была в дальнем конце коридора.
– Стой! – закричала я, сунула руку под блузку
